|
Обсуждение. Семинар №8
| |
| Silk-Wire | Дата: Среда, 26.09.2012, 00:13 | Сообщение # 1 |
 The Vorpal Blade
Группа: Администраторы
Сообщений: 418
Статус: Offline
| In the old New York of the ’fifties a few families ruled, in simplicity and affluence. Of these were the Ralstons.
The sturdy English and the rubicund and heavier Dutch had mingled to produce a prosperous, prudent and yet lavish society. To “do things handsomely” had always been a fundamental principle in this cautious world, built up on the fortunes of bankers, India merchants, ship-builders and ship-chandlers. Those well-fed slow-moving people, who seemed irritable and dyspeptic to European eyes only because the caprices of the climate had stripped them of superfluous flesh, and strung their nerves a little tighter, lived in a genteel monotony of which the surface was never stirred by the dumb dramas now and then enacted underground. Sensitive souls in those days were like muted key-boards, on which Fate played without a sound.
In this compact society, built of solidly welded blocks, one of the largest areas was filled by the Ralstons and their ramifications. The Ralstons were of middle-class English stock. They had not come to the Colonies to die for a creed but to live for a bank-account. The result had been beyond their hopes, and their religion was tinged by their success. An edulcorated Church of England which, under the conciliatory name of the “Episcopal Church of the United States of America,” left out the coarser allusions in the Marriage Service, slid over the comminatory passages in the Athanasian Creed, and thought it more respectful to say “Our Father who” than “which” in the Lord’s Prayer, was exactly suited to the spirit of compromise whereon the Ralstons had built themselves up. There was in all the tribe the same instinctive recoil from new religions as from unaccounted-for people. Institutional to the core, they represented the conservative element that holds new societies together as seaplants bind the seashore.
Compared with the Ralstons, even such traditionalists as the Lovells, the Halseys or the Vandergraves appeared careless, indifferent to money, almost reckless in their impulses and indecisions. Old John Frederick Ralston, the stout founder of the race, had perceived the difference, and emphasized it to his son, Frederick John, in whom he had scented a faint leaning toward the untried and unprofitable.
“You let the Lannings and the Dagonets and the Spenders take risks and fly kites. It’s the county-family blood in ’em: we’ve nothing to do with that. Look how they’re petering out already — the men, I mean. Let your boys marry their girls, if you like (they’re wholesome and handsome); though I’d sooner see my grandsons take a Lovell or a Vandergrave, or any of our own kind. But don’t let your sons go mooning around after their young fellows, horse-racing, and running down south to those d —— d Springs, and gambling at New Orleans, and all the rest of it. That’s how you’ll build up the family, and keep the weather out. The way we’ve always done it.”
Frederick John listened, obeyed, married a Halsey, and passively followed in his father’s steps. He belonged to the cautious generation of New York gentleman who revered Hamilton and served Jefferson, who longed to lay out New York like Washington, and who laid it out instead like a gridiron, lest they should be thought “undemocratic” by people they secretly looked down upon. Shopkeepers to the marrow, they put in their windows the wares there was most demand for, keeping their private opinions for the back-shop, where through lack of use, they gradually lost substance and colour.
The fourth generation of Ralstons had nothing left in the way of convictions save an acute sense of honour in private and business matters; on the life of the community and the state they took their daily views from the newspapers, and the newspapers they already despised. The Ralstons had done little to shape the destiny of their country, except to finance the Cause when it had become safe to do so. They were related to many of the great men who had built the Republic; but no Ralston had so far committed himself as to be great. As old John Frederick said, it was safer to be satisfied with three per cent: they regarded heroism as a form of gambling. Yet by merely being so numerous and so similar they had come to have a weight in the community. People said: “The Ralstons” when they wished to invoke a precedent. This attribution of authority had gradually convinced the third generation of its collective importance, and the fourth, to which Delia Ralston’s husband belonged, had the ease and simplicity of a ruling class.
Within the limits of their universal caution, the Ralstons fulfilled their obligations as rich and respected citizens. They figured on the boards of all the old-established charities, gave handsomely to thriving institutions, had the best cooks in New York, and when they travelled abroad ordered statuary of the American sculptors in Rome whose reputation was already established. The first Ralston who had brought home a statue had been regarded as a wild fellow; but when it became known that the sculptor had executed several orders for the British aristocracy it was felt in the family that this too was a three per cent investment.
Two marriages with the Dutch Vandergraves had consolidated these qualities of thrift and handsome living, and the carefully built-up Ralston character was now so congenital that Delia Ralston sometimes asked herself whether, were she to turn her own little boy loose in a wilderness, he would not create a small New York there, and be on all its boards of directors.
Обсуждение объявляю ОТКРЫТЫМ!
Проблемы? "Подводные камушки" в тексте?
Делимся впечатлениями. WELCOME!
Перевожу иероглифы каприкорнов. Недорого.  
|
| |
| |
| Pathfinder | Дата: Среда, 26.09.2012, 00:27 | Сообщение # 2 |
 Глаголом жгу сердца людей
Группа: Проверенные
Сообщений: 546
Статус: Offline
| Проблем хватает.
Дочитаю переводы - опишу подробно 
Навскидку: Springs во множ. числе, потому что курортов с "источниками" в названии было несколько.
"the Cause" - я не нашел единственно верного исторического факта, а вы?
|
| |
| |
| Echo | Дата: Среда, 26.09.2012, 00:48 | Сообщение # 3 |
 Общаюсь, но в меру
Группа: Пользователи
Сообщений: 55
Статус: Offline
| трудных мест было много, для меня, по крайней мере. Это и do things handsomely, и ting/tinge (?), и gridiron этот многосмысленный... 
|
| |
| |
| LaraMayne | Дата: Среда, 26.09.2012, 04:44 | Сообщение # 4 |
 Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 163
Статус: Offline
| Трудные места были практически в каждом предложении, но как же приятно погрызть такой твердый орешек после летних каникул!
"Take care of the sense and the sounds will take care themselves."
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 12:29 | Сообщение # 5 |
 Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| А "несварение" смотрится не лучше ли, чем "диспепсия", нет? А "унылость" - вообще самое оно!
Мне сразу представляется дядюшка Юлиус, пытающийся прожевать цыплёнка "с зубами" 
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
Сообщение отредактировал Lizzy - Среда, 26.09.2012, 12:35 |
| |
| |
| LaraMayne | Дата: Среда, 26.09.2012, 12:35 | Сообщение # 6 |
|
Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 163
Статус: Offline
| Quote (Lizzy) А "несварение" смотрится не лучше ли, чем "диспепсия", нет? А "унылость" - вообще самое оно!
В английском толковом словаре наткнулась на два значения, и второе мне понравилось больше... как-то логичнее что ли... 
1. affected by dyspepsia
2. in an angry or unpleasant mood
"Take care of the sense and the sounds will take care themselves."
Сообщение отредактировал LaraMayne - Среда, 26.09.2012, 12:37 |
| |
| |
| Silk-Wire | Дата: Среда, 26.09.2012, 13:25 | Сообщение # 7 |
|
The Vorpal Blade
Группа: Администраторы
Сообщений: 418
Статус: Offline
| А посмотрим-ка на подборочку из нашенских переводов Первые два абзаца. Оригинал - см. вверху.
Echo
В старом Нью-Йорке пятидесятых годов несколько семей господствовали в простоте и достатке. Одной из этих семей были Ральстоны.
Крепкая Англия и пышущая здоровьем тяжеловесная Голландия объединились, чтобы создать процветающее, расчётливое, но в то же время щедрое общество. Этот осмотрительный мир, выстроенный на состояниях банкиров, индийских купцов, кораблестроителей и судовых поставщиков, зиждился на принципе «работать как следует». Откормленные неторопливые люди, на европейский взгляд казавшиеся несдержанными и унылыми только потому, что капризы климата избавили их от чрезмерной полноты и закалили их нервы, жили в благородном однообразии, поверхность которого никогда не нарушалась редкими немыми драмами. В те дни впечатлительные натуры были подобны безмолвным клавиатурам, на которых беззвучно играет Судьба.
Igor-SE
Скромность отличала далеко не всех богачей старого Нью-Йорка периода пятидесятых. К таким относились Ролстоны.
Выносливые англичане роднились с розовощекими, более крупными голландцами, чтобы явить миру общество достатка: людей бережливых, но и умеющих сорить деньгами. «Роскошь – не порок» - вот основополагающий принцип этого осторожного мира банкиров, продавцов специй, судостроителей и судоторговцев. Тучные, неповоротливые господа, которые, к удивлению европейцев, расстраивались, нервничали и раздражались даже на капризы природы, опасаясь похудеть, жили в аристократической идиллии, где то и дело происходившие человеческие драмы тщательно маскировались. В те дни всякая ранимая душа, подобно немому роялю, обрекала себя на беззвучную пьесу под названием «жизнь».
LaraMayne
В пятидесятые годы в старом Нью-Йорке господствовали семьи, предпочитающие жить в достатке, но без излишеств, как например Ральстоны.
Здоровяки-англичане перемешались с розовощекими, тучными голландцами, сформировав успешное, благоразумное, но и расточительное общество. В этом предусмотрительном мире банкиров, индийских торговцев, кораблестроителей и судовых поставщиков царил неизменный закон о красивой беспечной жизни. В глазах европейцев эти откормленные, неповоротливые люди становились унылыми и раздраженными лишь из-за того, что капризный климат действовал им на нервы, заставляя сбросить лишний жирок. Их монотонное существование походило на тихий омут, гладь которого невозможно было взбаламутить временными неурядицами. Такие ранимые души напоминали беззвучный рояль, на котором тщетно пыталась играть Судьба.
SergeiOnischenko
В прежнем Нью-Йорке пятидесятых в простоте и богатстве правили несколько семей.
Крепкое английское общество и румяное жесткое датское смешались дабы произвести процветающее, благоразумное, но все же щедрое общество. Чтобы «делать вещи правильно», всегда существовал фундаментальный принцип в этом опасливом мире, основанный на состояниях банкиров, индийских купцов, судостроителей и судоторговцев. Те самые сытые и неторопливые люди, которые кажутся европейскому глазу раздражительными и диспептичными лишь из-за капризов природы, избавили их от излишней кожи и натянули их нервы немного сильнее, жили в томной монотонности, у которой поверхность никогда не возмущалась глупыми драмами время от времени происходившими внутри. Чувствительные души в те дни были словно приглушенные клавиши, на которых беззвучно играла Судьба.
Pathfinder
В пятидесятые в старом Нью-Йорке властвовали, непринужденно и обеспеченно, несколько семейств. Ралстоны – в их числе.
Смешавшись, дюжие англичане и грузные, румяные голландцы произвели на свет преуспевающее, расчетливое, хотя и неумеренное общество. В осмотрительном мирке, возведенном на богатствах банкиров, торговавших в Индиях купцов, кораблестроителей и судовых поставщиков, неизменно руководствовались основным принципом: «вести дела солидно». Раздражительные и невыносимые, по мнению европейцев, – исключительно потому, что их самих изменчивая погода избавила от лишнего веса и добавила выдержки, – эти упитанные, неторопливые люди жили с чинной монотонностью, поверхность которой никогда не мутили разыгрывающиеся подчас в глубине неслышные драмы. Души чуткие в те дни напоминали глухие клавиши, по которым судьба ударяла беззвучно.
Psychoella
В старом Нью-Йорке пятидесятых несколько семей правили в простоте и богатстве. Одними из них были Ралстоны.
Двужильные англичане и румяные, грузные голландцы объединились, чтобы создать процветающее, расчетливое и в то же время щедрое общество. Главным принципом этого предусмотрительного мира, возведенного плодами удачи банкиров, индийских купцов, крупных и мелких судостроителей, было «жить красиво». Эти сытые и медлительные люди казались европейцам раздражительными и деспептичными , только потому, что благодаря капризам природы, тела последних были лишены излишней плоти, а нервы натянуты немного сильнее. Они жили в благородной скуке, поверхность которой оставалась спокойной, как тихая заводь, какие бы негласные драмы не сотрясали ее глубины. Судьба разыгрывала свою беззвучную мелодию на чувствительных душах тех дней.
Penguin
Нью-Йорком в середине XIX века по-простецки, но с размахом владело несколько семей, среди которых было и семейство Рэлстонов.
Крепыши-англичане и румяные кряжистые голландцы к тому времени уже перемешались в единое процветающее общество – бережливое и вместе с тем щедрое. «Делать дела красиво» - таким было кредо этого прагматичного мира, мира банкиров, торговцев колониальными товарами, судостроителей и владельцев судовых поставок. Сытые неторопливые люди, кажущиеся европейцам раздражительными и страдающими несварением от того лишь, что капризы климата избавили их от лишнего веса и накрепко натянули им нервы, жили в благородной монотонности, поверхность которой никогда не ломали драмы, то и дело разыгрывающиеся под ней. Душевные эмоции тех дней можно уподобить немым клавишам, на которых Судьба играет без звука.
RulleVoy
В пятидесятые годы несколько семей, живших в достатке и простоте, заправляли Нью Йорком. Среди них Рольстоны.
Крепкие жилистые англичане смешались с румянными плотными голландцами, чтобы создать зажиточное, бережливое и в тоже время щедрое сообщество. «Вести дела, не скупясь,» – всегда было их фундаментальным принципом в городе скупердяев, что позволило сколотить состояния банкирам, торговцам с Индией, кораблестроителям и судовым снабженцам. Эти раскормленные, неторопливые люди, которые только по европейским меркам казались раздражительными и удручёнными, потому что переменчивость климата избавила их от плотских излишеств и укрепила им нервы, они жили с монотонным аристократизмом, когда внешнее благополучие не нарушается незримыми драмами, загнанными вовнутрь. В те годы чувствительные души были сродни разрисованной клавишной доске, на которой судьба играет, не издавая ни звука.
Silk Wire
В старом Нью-Йорке пятидесятых правили, живя в скромной простоте, несколько богатых семейств. Среди них были Ральстоны.
Здоровые англичане и краснощекие, тяжеловесные датчане смешались в состоятельном, бережливом и, тем не менее, щедром сообществе. Принцип «плыви не спеша» всегда был основополагающим в этом осторожном мирке, основанном на успехах банкиров, индийских торговцев, кораблестроителей и корабельных снабженцев. Эти сытые, медлительные люди, казавшиеся европейцам раздражительными и страдающими диспепсией лишь потому, что капризы климата избавили их от избытка плоти, вели светскую жизнь, поверхность которой не нарушалась то и дело разыгрывавшимися в глубине безмолвными драмами. Чувствительные души в те дни походили на окутанные мягкой тканью клавиатуры фортепиано, и Судьба играла на них без единого звука.
эли
В 50-е годы Нью-Йоркское светское общество возглавляло несколько семейств, демонстрировавших простоту и достаток. Рэлстоны были из их числа.
Здоровяки-англичане и румяные крепыши-голландцы, сплотившись, образовали процветающую, благоразумную, но при этом расточительную прослойку населения. «Ни на чем не экономить» было главной особенностью этого предусмотрительного круга людей, разросшегося благодаря состояниям банкиров, торговцев, возивших товар из Индии, судостроителей и снабженцев суден. Упитанные и неторопливые, а то и раздражительные с явными признаками диспепсии в глазах европейцев, хотя дело здесь всего лишь в климатических причудах, не способствовавших образованию лишнего жирка и расслаблению нервной системы, они жили размеренной благопристойной жизнью, образ которой не могли нарушить безмолвные трагедии, разыгрывавшиеся время от времени втайне от всех. Чувствительные души в те дни были похожи на беззвучные клавиши, на которых Судьба играла свою песню.
Вот теперь говорим предметно - по отрывку.
Перевожу иероглифы каприкорнов. Недорого.
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 13:35 | Сообщение # 8 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| За музыкальный образ отдаю свой приз зрительских симпатий участникам: Psychoella, RulleVoy, Silk Wire
пс. можно устроить конкурс девизов!
"работай на совесть" - не в тему? 
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
Сообщение отредактировал Lizzy - Среда, 26.09.2012, 13:40 |
| |
| |
| Echo | Дата: Среда, 26.09.2012, 13:49 | Сообщение # 9 |
|
Общаюсь, но в меру
Группа: Пользователи
Сообщений: 55
Статус: Offline
| Quote (Lizzy) "работай на совесть" - не в тему?
я сначала вообще перевела как "поспешай медленно", но потом усомнилась и взяла другой вариант.
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 14:00 | Сообщение # 10 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| Первая строчка у всех весьма креативно вышла, а у Igor-SE - так просто на душу легла
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
|
| |
| |
| Echo | Дата: Среда, 26.09.2012, 14:32 | Сообщение # 11 |
|
Общаюсь, но в меру
Группа: Пользователи
Сообщений: 55
Статус: Offline
| вот эта фраза лучше всего получилась у Pathfinder:
эти упитанные, неторопливые люди жили с чинной монотонностью, поверхность которой никогда не мутили разыгрывающиеся подчас в глубине неслышные драмы.
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 14:42 | Сообщение # 12 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| а RulleVoy интересно выкрутился - "внешнее благополучие не нарушается незримыми драмами, загнанными вовнутрь"
обошёлся без "поверхности" хотя, не исключаю, что в образном выражении она допустима.
Igor-SE, кстати, тоже - "где то и дело происходившие человеческие драмы тщательно маскировались".
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
Сообщение отредактировал Lizzy - Среда, 26.09.2012, 14:48 |
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 20:04 | Сообщение # 13 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| Расследование обстоятельств личной жизни Делии. А заодно и правомерности названия отрывка. Выношу сюда, чтобы не ползать потом за инфой по всему форуму. Был прецедент
Quote (RulleVoy) У всех "Старая дева". Но откуда она взялась? Наверняка Рольстоны всех замуж выдали.
The Old Maid (Parts One and Two): This novella takes up a full third of the set and has arguably the most richly developed characters and storyline. Delia Ralston, née Lovell, receives her cousin Charlotte ("Chatty") Lovell, who is about to be married. Charlotte confesses that she is the mother of an infamous foundling child. Her intended, Joe Ralston, who does not know of her child, wishes her to abandon her work at the orphanage where the child lives. Charlotte does not want to give up seeing her daughter, Clementina ("Tina"). The child's father is Clement Spender, a New Yorker who moved overseas to pursue the life of an artist. At one time, Delia was also romantically attracted to Spender. Delia agrees to see to it that Tina and Charlotte are not separated, but she also sees to it that Charlotte is not allowed to marry Joe Ralston (a cousin of Delia's husband Jim). Delia's husband dies, and Charlotte and Tina move into Delia's home. When Tina comes of age, since she is known to society as an orphan, with no family or estate, her marriage prospects are dim, although she attracts many suitors. Charlotte fears that Tina will repeat the pattern Charlotte started, by getting pregnant before she finds a husband. To avert this fate, Delia adopts Tina as her own daughter, and Tina finds a fiancé. The story ends on the night before Tina is to marry, with heightened tension between the two older women over who has the right to be considered Tina's mother.
это из английской вики, не получается ссылка 
Можно ли считать Делию старой девой, если она потеряла мужа и посвятила себя сестре и её ребёнку?
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
Сообщение отредактировал Lizzy - Среда, 26.09.2012, 20:13 |
| |
| |
| Pathfinder | Дата: Среда, 26.09.2012, 22:49 | Сообщение # 14 |
|
Глаголом жгу сердца людей
Группа: Проверенные
Сообщений: 546
Статус: Offline
| Lizzy, "старая дева" - не Делия, а ее кузина Шарлотта, которая бедная так и не вышла замуж
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 26.09.2012, 23:12 | Сообщение # 15 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| вот оно что!  Спасибо, Pathfinder, за факты по делу
интересная вещь...
"Согласно давно существующему определению, старой девой называли ту даму, которая до преклонных лет оставалась жить в родительском доме на правах девушки. Другими словами, "девственница по призванию" - это и есть старая дева.
Правда, сегодня в это понятие вкладывается несколько иной смысл. Старой девой все чаще называют ту, которая до зрелых лет остается незамужней женщиной".
а у неё дочь...
это уже детали, конечно
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
Сообщение отредактировал Lizzy - Среда, 26.09.2012, 23:31 |
| |
| |
|
