|
КПВ - Тур 146(декабрь)
| |
| Николай | Дата: Понедельник, 18.01.2016, 09:44 | Сообщение # 61 |
|
Собеседник Века
Группа: Пользователи
Сообщений: 408
Статус: Offline
| Цитата vera (  ) Тогда в комменты идет только Спион Коп.
Еще "зингари", к примеру.
Цитата vera ( ) Я бы калитку добавила, дабы не путать с первым,что на ум приходит.
А вот я бы ее не добавлял. Поскольку это базовое понятие в крикете.
|
| |
| |
| vera | Дата: Понедельник, 18.01.2016, 12:24 | Сообщение # 62 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Если написать " клуба ", то, наверное, не надо. А где у нас термины на русском,куда народ может глянуть? Может, хотя бы совместными усилиями дать один -на-всех-словник того, что в рассказе прозвучало?
Сообщение отредактировал vera - Понедельник, 18.01.2016, 12:34 |
| |
| |
| Helga | Дата: Понедельник, 18.01.2016, 22:28 | Сообщение # 63 |
|
Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 169
Статус: Offline
| Я поставила сноски на Спион-Коп, Голливога и Колни-Хэтч.
Насчёт Зингари не знаю... наверно, тоже надо.
|
| |
| |
| vera | Дата: Четверг, 21.01.2016, 13:12 | Сообщение # 64 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Эрнест Уильям Хорнунг Джентльмены и профессионалы.– крикет (перевод без терминов почти,только калитки.)
|
| |
| |
| Helga | Дата: Четверг, 21.01.2016, 17:17 | Сообщение # 65 |
|
Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 169
Статус: Offline
| vera Ох уж этот Раффлс! И в крикет-то он играл...
Ну что, меняем боулеров на подающих, бэтсменов на отбивающих, а филдеров на полевых игроков?
Вот только почему у Раффлса "сумка с клюшками", хотя в крикете всего парочка бит, совсем не похожих на клюшки для гольфа?
Кстати, кто такой "разыгрывающий" по терминологии переводчика Хорнунга?
|
| |
| |
| vera | Дата: Четверг, 21.01.2016, 21:33 | Сообщение # 66 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Жеребьёвку проводит. Не, я не для того,чтобы менять, но можно, наверное, разбавлять. Кто переводил, не нашла, жаль.
|
| |
| |
| Helga | Дата: Пятница, 22.01.2016, 04:10 | Сообщение # 67 |
|
Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 169
Статус: Offline
| Боулеров и бэтсменов, наверное, действительно стоит поменять, тем более раз такой прецедент нашелся :)
Спасибо вам за детектив! Я его только по-английски читала 100 лет назад.
|
| |
| |
| vera | Дата: Суббота, 23.01.2016, 08:10 | Сообщение # 68 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Random thoughts:допустим, человек не знает английского и читает переводы. Первые ассоциации - бэтмен и бойлер через слово, и no comments. IMHO.
|
| |
| |
| vera | Дата: Воскресенье, 24.01.2016, 10:49 | Сообщение # 69 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Дойл А. О крикете. Просто маленький шедевр.
|
| |
| |
| Fleur_dorange | Дата: Воскресенье, 31.01.2016, 18:01 | Сообщение # 70 |
 Птица Говорун
Группа: Проверенные
Сообщений: 94
Статус: Offline
| ПРИМЕТЫ И ЗНАКИ: ИСТОРИЯ ПРО КРИКЕТ
Больше всего на выезде капитан команды волновался о Сэндерсоне, который вместе со своими маниями мог свести его в могилу раньше времени. Следить за всей командой в поездке, словно пастушьему псу, непросто даже в обычных обстоятельствах.
Как раз в таких ситуациях присущая человеку глупость проявляется особенно ярко. Вы пишете парню полдюжины записок о том, на какой поезд сесть на станции Ватерлоо, а потом узнаёте, что он терпеливо прождал битый час на вокзале станции Виктория. То он забудет сумку с крикетными принадлежностями, или за день до отъезда у него скончается тётя, и его, как и тётю, некем заменить. А когда вся команда приезжает в назначенное место, то за ней нужно следить подобно ястребу. Шарплз, наш подающий быстрых мячей, вечером накануне важного матча допоздна засиживается в баре, где курит едкий табак, попивая виски с содовой. Вполне естественно, что на следующий день его хватает лишь на пару серий бросков, а затем он сдувается, и сила его подач слабеет. Мне частенько приходится загонять его в постель и лично следить за тем, чтобы он переоделся ко сну. Затем я отправляюсь к Грэйку, нашему подающему медленных мячей, чтобы отговорить его от верхней кручёной подачи — его последнего эксперимента. Он постоянно изобретает что-то новенькое, и это гарантированно приносит отбивающему команды соперников четыре очка. В прошлом году команда Сидмута в двух сериях бросков заработала на его подачах 23 очка.
Грэйк объяснил, что дразнил отбивающих, стараясь вызвать в них чувство чрезмерной уверенности в своих силах, и в следующей серии бросков мяч наверняка улетел бы в аут. На моих висках прибавилось седых волос.
Но труднее всего приходилось с Сэндерсоном.
Он один их самых великолепных отбивающих в Англии. Когда он собран, то можно просто расслабиться и аплодировать. Он так искусно пробивает мяч через кордон полевых игроков, что не передать словами. А его вертикальный удар вправо можно оценить по достоинству, лишь увидев воочию. Но всё портит его полное неумение владеть собой. На протяжении моей карьеры мне доводилось встречать нервных отбивающих, которые буквально зеленели, когда им надо было бежать к калиткам, но по сравнению с Сэндерсоном они просто излучали бесшабашную уверенность. Можно было бы предположить, что у человека, игравшего за графство и совершившего бесчисленное количество пробежек в клубных матчах, вырабатывается непоколебимая вера в себя. Но только не у Сэндерсона. Он дрожал бы от страха даже в игре против ясельной группы.
Это походит на лёгкое помешательство. Он верит в приметы. У него есть талисманы и другие пустяковые штуки, помогающие в пробежках. По его словам, он и думать не может об очках, пока не наденет свою клубную кепку и регбийный шарф, не возьмёт биту, которой заработал 57 очков в игре за графство против сборной Австралии, и не положит свой треклятый талисман в карман брюк. Талисманы меняются. Одно время он носил с собой миниатюрное фото. Но дама его сердца вышла замуж за биржевого брокера, и фото уступило место пуле, извлеченной из плеча человека, который получил её в битве за Спион-Коп. Когда Сэндерсон присоединился к нам в тот год, о котором я веду свой рассказ, он показал мне маленькую фигурку Голливога. Он объяснил, что получил её при романтических обстоятельствах. Он верил, что с её помощью может забить сто очков в любую калитку. Однако я не заметил, что это прибавило уверенности его ударам. Уже в первой серии бросков против команды Сидмута он даже не задел мяч, разбивший нашу калитку, который просто нельзя было не отбить в его неподражаемом стиле; и мысль о том, что он способен вновь повторить это в матче с командой Ситона, назначенном на завтрашнее утро, просто укорачивала мою жизнь.
В день матча я проснулся спозаранок от того, что кто-то барабанил в мою дверь, отчаянно дергая ручку. На пороге стоял Сэндерсон в пижаме и халате.
— Вы проснулись, Джеймс?
— Уже да, — ответил я.
— Случилось ужасное.
Я присел на кровати.
— Этот негодник Шарплз не покурил? Но он и не смог бы. Его трубка у меня.
— Насколько мне известно, с ним всё в порядке. Проходя мимо двери его комнаты, я даже слышал, как он храпит.
— Тогда в чём дело?
— Пропал мой Голливог!
— Я подтянул к себе тапки. Человек, способный подняться ни свет ни заря только от того, что не может найти свою куклу, без сомненья заслуживает, чтобы в него запустили тапками. Я попал ему в плечо. Мой второй снаряд угодил в зеркало.
Сэндерсон уставился на осколки и заметно побледнел.
— Всё пропало, — проговорил он мрачно. — Теперь мне светит нулевой счёт. Если до этого и был шанс, что я смогу заработать хоть какие-то очки без моего Голливога, то теперь всё предрешено. Никому не устоять против потери талисмана и зеркала, разбитого утром в день важного матча. На этот раз, дорогой друг, Вы этому виной. Дело сделано. Сегодня мне не выиграть и очка.
Я умолял его, взывая к гражданскому мужеству и патриотизму. Я пытался заставить его собраться с духом, заклиная всеми святыми, которых только мог вообразить. Но он сидел в оцепенении, похожий на взъерошенную птицу, отказываясь поддаваться моим увещеваниям.
Утро было прекрасное. В такое утро можно выиграть жеребьёвку и весь день простоять у калитки.
К сожалению, я проиграл. В этот момент я поздравил себя с тем, что присматривал за своими подающими. Румяный Шарплз с ясным взором был тут как тут. Казалось, он был готов рьяно сражаться на протяжении всех туров. Грэйк, внявший моим аргументам, тоже был рядом с таким безмятежным видом, словно никакой верхней подачи у него и в мыслях не было.
Я оглянулся в поисках Сэндерсона и увидел, как он с выражением дикого ужаса на лице таращится на одного из судей, стоящего у ступенек раздевалки в ожидании своих коллег.
Я подошёл к нему и хлопнул по спине.
— Поторопитесь, Сэндерсон, — сказал я. — Что теперь стряслось?
— Посмотрите!
— Я изучил объект, удостоившийся его пристального внимания. Судья не являл собой образчик эстетической красоты, но ничего чрезмерно отталкивающего в его внешности не было. Он был косоглаз и носил усы, но в остальном выглядел вполне обычно.
— Дрогой друг, — начал Сэндерсон, уцепившись за мою руку. — Всё кончено. Вы видите этого человека?
— Судью? Что с ним не так?
— Вы едва ли мне поверите, но именно он судил тот матч в Сомерсете в прошлом году, в котором я в двух турах сыграл всухую. Это знак. Сегодня, дорогой друг, лучше выпустите меня на поле последним. Я не смогу сделать и одной пробежки.
Я был бы рад, если кто-либо сведущий подсказал мне, как следует поступить с человеком такого склада.
— Возможно, это не он, — сказал я, — но даже если и он, то что с того? Причём здесь Ваши пробежки и этот судья?
— Мой дорогой друг, очень любезно с Вашей стороны пытаться утешить меня, но это бесполезно. Судья вдобавок к зеркалу — это провал.
Вскоре после полудня мы забили им двести пятьдесят очков. Затем я вывел Сэндерсона с собой к калиткам. Он был в своей клубной кепке и регбийном шарфе, вооружённый битой, которой он забил 57 очков в игре против австралийцев. В его кармане также лежал дорогой его сердцу Голливог. Разгромному счёту препятствовал только зловещий судья, который стоял рядом с калитками, ожидая отбивающего, чтобы указать ему границы стойки.
Сэндерсон пробормотал что-то невразумительное. Я умозаключил, что он просит меня отбить первый мяч. Я так и сделал, заработав одну пробежку.
Сэндерсон трусцой пересёк площадку с болезненной гримасой на лице.
Он принял стойку и огляделся, пытаясь оценить обстановку на поле. Я был готов держать пари, что он ничего не видел.
В том, что произошло далее, я усматриваю перст самого Провидения. Кручёный мяч на средней скорости подавал парень с хорошим замахом. Он швырнул мяч, и Сэндерсон бросился за ним вслепую. Это был хитрый бросок. Я уверен, что Сэндерсон не видел мяча. Он изо всех сил ударил наугад. Мяч со свистом отскочил от поля и полетел в каком-то футе от земли. Я отпрыгнул, уклоняясь от него, и неожиданно услышал, как кто-то позади меня пронзительно охнул от боли. Когда я повернулся, то увидел лежащего на земле судью, одной рукой обхватившего свою лодыжку.
Нас окружили подбежавшие со всех сторон игроки. Левый задний полевой игрок, оказавшийся доктором, с профессиональной мрачностью ощупал травмированную конечность. Наконец, он вынес вердикт: перелома нет, но есть сильный ушиб и лодыжке нужен покой. На замену нужен новый судья. Я поймал взгляд Сэндерсона. Каждая чёрточка его застывшего лица, казалось, выражала глубокое раскаяние. Однако его глаза засияли по-новому.
— Разве вы не понимаете, дорогой друг, — прошептал он, — это нейтрализует примету. Совершенно! Теперь это просто старик и не более.
Когда прибыл новый судья, Сэндерсон незамедлительно продолжил игру и без всяких предисловий подрезал три мяча, молнией отлетевших до самой границы поля.
Было семь часов вечера, когда мы выиграли матч. На последней подаче Сэндерсон довёл счёт до сотни. Сняв форму, он пошёл справиться о здоровье травмированного судьи. Он шёл, нежно сжимая Голливога.
* * * * * *
Недалёк тот день, когда Сэндерсону придётся покинуть ряды команды «Уиари Уиллис». Им не удастся уберечь его от команды психиатрической лечебницы.
|
| |
| |
| Helga | Дата: Воскресенье, 31.01.2016, 22:49 | Сообщение # 71 |
|
Ходячий Дикционарий
Группа: Проверенные
Сообщений: 169
Статус: Offline
| Знаки и предзнаменования
Крикетная история
П. Г. Вудхаус
Как бы ни пытались игроки крикетной команды свести в безвременную могилу своего капитана, до безумств Сандерсона им далеко. Даже если всё идёт как обычно, пасти этих ребят на выезде - сплошное беспокойство.
Никогда больше глупость человеческая не сияет столь ослепительно! Можно послать пол-дюжины записок, напоминая об отправлении поезда с вокзала Ватерлоо, а потом обнаружить, что адресат терпеливо прождал час с четвертью на вокзале Виктория. Бывает, кто-то забудет крикетную сумку, или чья-нибудь тетушка покинет этот мир за день до начала турне, и нет времени искать замену - замену игроку, конечно, не тетушке. А когда команда доберётся до места, капитан должен по-ястребиному зорко следить за каждым подопечным. Шарплз, наш быстрый подающий, в ночь перед важным матчем любит сидеть чуть не до самых петухов, покуривая крепкий табак и попивая виски с содовой, а в результате, естественно, на следующий день скорость его держится не дольше парочки оверов, тает понемногу, и подаёт он потом даже медленнее среднего. Приходится каждый вечер загонять этого индивида в постель и лично следить, чтобы он разоблачился. Потом ещё спорить с Грейком, нашим медленным подающим, уговаривая его прекратить эксперименты с броском сверху. Грейк всё изобретает подачи, на которых отбивающий неизменно получает по четыре верных очка. В прошлом году в матче с Сидмутом соперник заработал на бросках Грейка двадцать три за два овера.
Грейк тогда оправдывался, что просто заманивал отбивающих, внушал им ложную уверенность в собственных силах, а в следующей паре оверов уж точно выбил бы их с поля. Я с ним когда-нибудь совсем поседею.
Но старина Сандерсон хуже всех.
Это один из лучших отбивающих во всей Англии. Когда Сандерсон выходит на поле, можно расслабиться и просто апплодировать. Он выводит неописуемые удары в обход игроков, а полёт мяча после встречи с его битой в центр за калитку надо видеть. Если бы только не это его гнусное нытьё! Мне и раньше попадались впечатлительные отбивающие. Некоторые бледнели до зелени, когда приближалась их очередь идти к калиткам, но по сравнению с Сандерсоном все они – безрассуднейшие храбрецы. Казалось бы, если игрок выступал за графство и заработал несметное количество очков в клубных матчах, у него появятся какие-то зачатки веры в себя. Только не у Сандерсона. Он будет трястись от страха, даже если выйдет против дошколят.
Сандерсон довёл себя до настоящего помешательства. Он верит в предзнаменования и убеждён, что талисманы и прочие глупости помогают зарабатывать очки. Говорит, нельзя и представить хорошего удара без шапочки Зингари (1), полосатого шарфа цветов его любимой команды регби, без биты, с которой он набрал пятьдесят семь в матче за графство против австралийцев, и без какого-нибудь несчастного талисмана в кармане брюк. Талисманы бывают разные. Когда-то это была миниатюрная фотокарточка. Но та девица вышла за биржевого маклера, и место фотографии заняла пуля из плеча раненого в битве за Спион-Коп (2). Став членом нашей команды в том самом году, о котором я веду рассказ, Сандерсон показал мне маленькую фигурку Голливога (3), объяснив, что Голливог достался ему при романтических обстоятельствах и c огромной долей вероятности принесёт не меньше сотни на любой калитке. Однако, я что-то не заметил новой особой уверенности в его ударах. В первом же овере против Сидмута Сандерсона начисто выбили мячом, забросить который за пределы поля в непревзойдённой манере нашего отбивающего не составило бы труда, и сама мысль, что подобное может случиться утром в игре с Ситоном, отнимала у меня годы жизни.
Наутро перед матчем я проснулся, потому что кто-то барабанил в дверь и дёргал её за ручку. Вошёл старина Сандерсон в халате поверх пижамы.
— Вы не спите, Джеймс?
— Уже не сплю, — отозвался я.
— Ужасные новости.
Я сел в кровати.
— Что, этот бездельник Шарплз опять курил? Но как? Я же забрал у него трубку.
— Шарплз в порядке, насколько мне известно. Храпит вовсю, я как раз проходил мимо и слышал.
— В чём же дело?
— Мой Голливог исчез!
Я вытянул руку и нащупал домашние туфли. Если вас будят с утра пораньше, только чтобы сообщить о пропаже Голливога, можно без колебаний запустить в незваного гостя домашними туфлями. Я попал ему точно в локоть. Мой второй снаряд вдребезги расколотил зеркало.
Сандерсон уставился на осколки и заметно побледнел.
— Вот и всё, — мрачно обронил он. — Дырка от бублика. Оставался ещё малюсенький шанс наскрести очков без Голливога, но уж если перед игрой и талисман исчез, и зеркало разбилось, то всё пропало. На этот раз всё точно, старина. Окончательно и бесповоротно. Будет сегодня ноль без палочки.
Я умолял, взывал к его мужественности, к патриотизму, напоминал обо всём, что свято, пытаясь вернуть его в чувство. Но он сидел, как мокрая курица, и отказывался принимать утешения.
Утро стояло восхитительное – прекрасное утро, чтобы удачно бросить жребий и стоять у калитки хоть весь день.
К сожалению, жеребьёвку я проиграл. Однако, отличные результаты работы с моими подающими были налицо, с чем я не преминул себя поздравить. Вот он, Шарплз, глаза горят, на щеках румянец, готов бросать мяч все иннинги подряд. А вот Грейк, укрощённый моими аргументами, смотрит мирно, как будто в жизни не слыхал о высоких подачах.
Оглянувшись в поисках Сандерсона я увидел, что он с выражением холодного ужаса на лице вытаращился на судью, который ждёт второго арбитра у ступенек павильона.
Я подошёл к Сандерсону и хлопнул его по спине.
— Поторапливайтесь, Сандерсон, — сказал я. — Что у нас тут?
— Смотрите!
Я взглянул на объект его пристального внимания. Внешность судьи, конечно, не располагала к эстетическому наслаждению, но и по-настоящему отвратительным он не был. Я отметил бакенбарды и расходящееся косоглазие, но больше придраться было особенно не к чему.
— Дружище, — сказал Сандерсон, вцепившись мне в руку повыше локтя. — Всё кончено. Видите этого человека?
— Судью? Что с ним не так?
— Не поверите, это тот самый, он судил в прошлом году в Сомерсете, когда я доигрался до очковой змеи. Это предзнаменование. Лучше поставьте меня сегодня последним, друг мой, я ничего не заработаю.
Если кто знает, чем таких нервных лечат, буду счастлив проконсультироваться.
— Скорее всего, это не он, — ответил я. — А даже если и он, какая разница? Судья никак не помешает вашим ударам!
— Вы так добры, что пытаетесь утешить меня, друг мой, но ничего не выйдет. Мало мне зеркала, ещё и судья — теперь точно всё пропало.
В первой половине дня мы заработали на подачах двести пятьдесят, а потом пришла наша очередь отбивать. Я повёл Сандерсона к калиткам. Он был в шапочке Зингари и полосатом шарфе цветов любимой команды регби, с битой, которой набрал когда-то пятьдесят семь против австралийцев. Голливог, тот самый талисман, полученный в романтических обстоятельствах, лежал у него в кармане. И только злополучный судья, замерший возле калитки, указывая на ориентиры, служил препятствием на пути к успеху.
Сандерсон пробулькал что-то нечленораздельное. Я догадался, что он просит меня взять первый мяч. Я послушался и заработал одно очко.
Бледный, как полотно, Сандерсон прошлёпал через питч.
Он встал в позицию и оглядел поле. Вообще-то, готов биться об заклад, что Сандерсон ничегошеньки не видел.
А дальше произошло то, что я считаю прямым вмешательством Провидения. Подающий средней скорости с неплохой крученой подачей бросил мяч, и Сандерсон ударил вслепую. Он бил наудачу. Я совершенно уверен, что мяча он не видел. Просто саданул изо всех сил непонятно куда. Мяч понёсся обратно над питчем на фут от земли. Я отпрыгнул в сторону, чтобы не попало по ногам, и услышал, как кто-то вдруг взвыл у меня за спиной. Обернувшись, я увидел судью, кулем осевшего на землю. Одной рукой он держался за щиколотку.
Со всех сторон набежали игроки и встали кругом, а один из них, оказавшийся врачом, принялся ощупывать повреждённую конечность с профессионально-серьёзным видом. Наконец, доктор огласил диагноз. Не перелом, но сильный ушиб, и пострадавшему необходим покой. Нужен новый судья. Я поймал взгляд Сандерсона. Лицо его застыло маской, каждая черточка которой умоляла о прощении. Но глаза нашего отбивающего сияли новым светом.
— Понимаете, дружище, — прошептал он, — предзнаменование разбито. Совершенно перевёрнуто. Теперь точно сотню наберу, старина, никак не меньше.
И когда явился новый судья, Сандерсон безо всякого вступления и не откладывая на потом срезал три следующих мяча, и они, сверкнув молниями, улетели мимо третьего крайнего игрока за границы поля.
Игра завершилась нашей победой в семь часов вечера, и Сандерсон набрал свою сотню с последней подачей. Он снял щитки и пошёл справиться о самочувствии пострадавшего судьи, нежно поглаживая по пути Голливог.
* * * * * *
Когда-нибудь Сандерсону придётся расстаться с командой Утомлённых Уилли. Защитить его от санитаров Колни Хэтч (4) будет выше человеческих сил.
-------------- --------------
(1) Зингари – (итал. I Zingari - цыгане) – английский любительский крикетный клуб, создан в 1845 году выпускниками школы Хэрроу
(2)— Битва за Спион-Коп — сражение второй англо-бурской войны за холм Спион-Коп 24 января 1900 года.
(3) — Голливог — (англ. Golliwog, Golliwog, Golli doll) — кукла, элемент американской, британской, австралийской культур, получивший наибольшую популярность в конце XIX века — первой половине ХХ века. Голливог представляет собой тряпичную фигурку, изображающую чернокожего человека.
(4) – Колни Хэтч — (англ. Colney Hatch Lunatic Asylum) психиатрическая больница в районе Колни Хэтч в Лондоне, действовавшая с 1851 до 1993 года.
Сообщение отредактировал Helga - Воскресенье, 31.01.2016, 23:00 |
| |
| |
| vikinna45 | Дата: Воскресенье, 31.01.2016, 22:54 | Сообщение # 72 |
|
Молчун
Группа: Пользователи
Сообщений: 5
Статус: Offline
| Из всех, кто когда-либо сводил капитана сборной в могилу, этот параноик Сандерсон – кошмар номер «1». Быть нянькой при игроках на выезде – приятного мало в обычных обстоятельствах.
Ни при каких других обстоятельствах природная глупость человека не проявляется со столь страшной силой. Вы посылаете ему с полдюжины открыток, растолковывая, на какой поезд сесть в Ватерлоо, а потом узнаете, что парень отправился на вокзал Виктория и терпеливо прождал там час с четвертью. А еще игрок может забыть мешок с экипировкой, а тетя игрока - скончаться аккуратно за день до старта, и замены уже не найти – ему, а не тете. А когда вся команда прибыла на место, тут уж за ними и вовсе глаз да глаз. Шаплис, наш первый подающий, вечно настаивает на полуночных посиделках накануне ответственного матча, с крепким табаком и виски с содовой; и ничего удивительного, что на следующий день его скорости хватит лишь на пару оверов, а затем он выдохнется и продолжит в средне-вялом темпе. Мне регулярно приходится сопровождать его до постели и лично дирижировать процедурой отхода ко сну. После чего я отправляюсь к Грейку, нашему второму подающему, чтобы отговорить его от экспериментов с последней высокой подачей. Он все время изобретает что-то новенькое, и это каждый раз добрых 4 очка для отбивающего. В прошлом году Сидмут заработал таким образом 23 очка за пару оверов.
По словам Грейка, это он так усыпляет бдительность отбивающих, и что еще один-два овера - и они вне игры. Виски мои седеют.
Но всех ужасней этот самый Сандерсон.
Это один из самых красивых отбивающих в Англии. Когда он принимает стойку, вам остается только откинуться на спинку кресла и разразиться аплодисментами. То, как он отправляет мячи через слипсы, не описать словами. А видели бы вы его офф-драйв. И все это портят его дряные нервы. Я повидал на своем веку нервных отбивающих, таких, которые бледнели и зеленели, когда им предстояло идти к калитке, но по сравнению с Сандерсоном они были непробиваемо толстокожи. Казалось бы, если человек играл в сборной и совершил бесчисленное количество ранов в клубных матчах, ему полагалось развить некоторые зачатки веры в себя; но Сандерсон не таков. Случись ему играть против детского сада, он бы трепетал и тогда.
Он доходит до абсурда. Верит в приметы. У него есть талисманы и прочая тому подобная дребедень. Он и представить не может, как это – начать игру без любимой кепки, заветного шарфика, счастливой биты, с которой он как-то раз заработал 57 очков, играя за свой клуб с австралийцами, и еще без пары-тройки дурацких амулетов в кармане. Эти амулеты меняются. Как-то раз это была малюсенькая фотокарточка. Но ОНА вышла за биржевого маклера, и фотография уступила место пуле, которую извлекли из плеча парня, подстреленного на Спион-Коп. Когда он пришел к нам в этом году, из всего описанного он предъявил мне крошечного Голливога. По его словам, болванчик был вручен при романтических обстоятельствах и теперь должен принести по сотне очков на калитку. Однако никакого прилива уверенности в действиях Сандерсона я не заметил. Играя против Сидмута, он в первом же овере прошляпил калитку и выбыл из игры, хотя тот мяч так и напрашивался, чтобы его красиво провели мимо ковера; мысль о том, что это может повториться на завтрашнем матче с Ситоном, отнимала годы моей жизни.
Ранним утром в день матча я проснулся от стука в дверь и возни с дверной ручкой. Вошел этот самый Сандерсон, на нем была пижама и халат.
– Вы не спите, Джейк?
– Уже нет, - отозвался я.
- Случилось ужасное.
Я сел на постели.
- Этот чертов Шаплис опять дымил? Не может быть, я же отобрал у него трубку.
- Насколько мне известно, с Шаплисом все в порядке; я слышал храп, когда проходил мимо его комнаты.
– Так что же стряслось?
– Исчез мой Голливог!
Я потянулся за туфлей. Человек, который смеет поднять вас ни свет ни заря просто потому, что никак не найдет Голливога, церемоний не заслуживает.
Туфля угодила ему в район плеча. Второй снаряд поразил зеркало.
Сандерсон оглядел разрушения и побелел.
- Ну все, – сказал он мрачно. - Теперь мне точно не видать ни одного очка; раньше еще был шанс заработать хоть что-то, пусть и без Голивога; но никому не устоять против разбитого на утро матча зеркала и потерянного оберега. Вы довершили это, дорогой друг. Поставили последнюю точку. Мне крышка.
Я умолял его, я взывал к его мужеству, патриотизму, я заклинал его - всем, чем только, по моему мнению, он мог дорожить - взять себя в руки. Он же только сидел, похожий на растрепанную птицу, и никак не желал утешиться.
Это было прелестное утро – одно из тех, когда полагается выиграть жеребьевку и весь день провести у калитки.
К несчастью, жеребьевку я продул. Зато потом поздравил себя с тем, что не зря возился со своими подающими. Вот Шаплис, румяный, с блестящими глазами и, похоже, готовый без устали подавать мячи на протяжении всей игры. А вот и Грейк, уступивший уговорам; у него миролюбивый вид человека, который и слыхом не слыхивал о высоких подачах.
Я оглянулся в поисках Сандерсона и увидел, что тот в каком-то леденящем ужасе взирает на одного из судей. Тот стоял у входа в павильон в ожидании товарища.
Я подошел и хлопнул своего отбивающего по спине.
- Ну же, Сандерсон, что на этот раз?»
– Взгляните!
Я оглядел предмет его пристального внимания. Утонченной красотой судья не отличался, но и ничего особенно отталкивающего в его внешности тоже не было. Он носил бакенбарды и косил. Других изъянов не наблюдалось.
– Все кончено, дружище, - произнес Сандерсон, стискивая мою руку, - видите этого человека?»
– Судью? А с ним-то что не так?
- Вы не поверите, но это именно он судил матч в Сомерсетшире, когда я выбыл всухую. Это знак. Вам лучше было бы поставить меня последним, старина, мне не сделать игры.
Если кому-либо известно, как следует обращаться с подобными субъектами, я был бы рад это услышать.
- Вероятно, это не он. – сказал я, - а если и так, не все ли равно, раз судья не имеет ничего общего с твоей игрой?
"Это ужасно мило с вашей стороны, дорогой друг, пытаться утешить меня, но не стоит. Этот судья только довершение к разбитому зеркалу".
В первую половину дня мы позволили им набрать 250 очков, затем пришла наша очередь. Сандерсона я взял с собой на калитки. На нем была его знаменитая кепка и счастливый шарф, а в руках - бита, которой он набрал в игре с австралийцами 57 очков. Голливог, подаренный при романтических обстоятельствах, был тут же при нем. Единственным препятствием к победе оставался зловещий судья, стоявший у калиток в ожидании, когда отбивающий займет свою позицию.
Cандерсон проклокотал нечто нечленораздельное. Я догадался, что он просит начинать. И мы начали.
Сандерсон с блеклым видом протрусил вдоль линии подачи.
Занял позицию и вроде как окинул взглядом поле. Но я готов поспорить, что ничего он не видел.
То, что случилось дальше, я считаю прямым вмешательством Провидения. Подающий в среднем темпе произвел симпатичную подачу, и Сандерсон отозвался на нее совершенно не глядя. Чисто умозрительно. Уверен, самого мяча-то он и не видел. Хватил битой наудачу. Мяч с жужжанием проделал обратный путь на площадку, в футе от земли. Я отскочил в сторону, пропуская его, и услышал позади себя резкий вскрик. Обернувшись, я увидел повалившегося на землю судью. Одной рукой он держался за лодыжку.
Со всех сторон спешили полевые игроки, сбиваясь в кружок, а коротышка из числа слипов, оказавшийся врачом, с профессиональной серьезностью прощупывал пострадавшую конечность. Наконец он огласил вердикт. Перелом отсутствует, но наличествует сильный ушиб, и посему конечности необходим покой. Судью придется заменить. Я перехватил взгляд Сандерсона. Его лицо выражало собой одно сплошное раскаяние. Зато глаза светились по-новому.
- Вот видите, дорогой друг, - шептал он, - на что способен амулет? Взял и все поменял. Считайте, что сотня у нас в кармане, старина.
Когда прибыл новый судья, Сандерсон немедленно, без предисловий приступил к подрезанию следующих трех мячей, которые так и замелькали мимо третьего игрока к границе.
Было семь вечера, когда мы выиграли, и Сандерсон отбил последний мяч в заветной сотне. Отцепив защитные колодки, он отправился поинтересоваться здоровьем ушибленного судьи. Пальцы его при этом нежно поглаживали Голливога.
* * * * * *
На днях Сандерсону придется завязывать с «Помятыми Вилли». Им ни за что не выменять его у «Коулни Хитч».
|
| |
| |
| vera | Дата: Понедельник, 01.02.2016, 05:28 | Сообщение # 73 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 351
Статус: Offline
| Приметы и суеверия.
Из тех людей, которые когда‐либо сводили капитана команды, участвующей в соревновании, в могилу, тот маньяк Сандерсон – хуже всех. Ведь и при обычных обстоятельствах «пасти» команду во время турнира – дело нелёгкое.
Ни при каких других условиях врождённая тупость человека не проявляется так явно. Ты ему пишешь с полдюжины открыток, сообщая, на какой поезд сесть на станции Ватерлоо, а позже выясняется, что он час с четвертью терпеливо ждал на станции Виктория. То он забудет сумку с вещами, то его тётя умирает за день до отъезда, и нет времени найти замену ( ему, не тёте). А когда ты доставил команду к месту назначения, тут уж смотри в оба.Шарплз, мастер сильных подач, будет сидеть до третьих петухов в ночь перед важным матчем, покуривая крепкий табак и попивая виски с содовой, в результате чего, естественно, его темп на следующий день ещё держится пару оверов, а потом постепенно испаряется, и далее игра идёт медленно. Мне приходится каждый раз загонять его в постель и лично присутствовать при раздевании. После чего я иду спорить с Грейком, мастером подач с подкруткой, чтобы прекратить его эксперименты с новейшим броском на уровне головы бьющего. Он всегда изобретает новую подачу, и это каждый раз гарантия четырёх очков для бьющего. Когда в прошлом году мы играли с Сидмутом, они на нём заработали двадцать три очка за два овера.
По словам Грейка, он усыпляет бдительность бьющих, придавая им чрезмерную уверенность в себе, и через овер или два они выбывают из игры. Да у меня просто виски седеют!
Но худший из них - Сандерсон. Его называют лучшей битой Англии. Когда он готовится к удару, вам остается только расслабиться и аплодировать. Когда отбитый им мяч пронизывает кордон игроков противника - это невозможно описать словами! И надо видеть его офф-драйв, чтобы оценить по достоинству. И всё это он портит своими никуда негодными нервами. За свою карьеру я встречал нервных бьющих, превращавшихся в бледных новичков, когда надо идти к калиткам, но, по сравнению с Сандерсоном, они были дерзко уверены в себе. Надо думать, что, если человек играл за свою команду и набирал бесчисленное количество очков в клубных матчах, у него должны бы сохраниться какие‐то рудименты веры в себя, но это не про Сандерсона. Играя против детского сада, он и то бы дрожал от страха. Это своего рода сумашествие. Он верит в приметы. У него куча талисманов и другой бесполезной ерунды для привлечения удачи. По его словам, он и мыслить не может об открытии счёта, пока у него не будет кепки клуба «Зингари»*, вязаного шарфа, биты, с которой он выиграл пятьдесят семь очков в матче с австралийцами и какого-нибудь обшарпанного талисмана в кармане. Талисманы меняются. Одно время это была миниатюрная фотография. Но девушка, изображённая на ней, вышла замуж за биржевого маклера, и фотография уступила место пуле, извлечённой из плеча человека, который получил её в битве при Спион Коп**.Когда Сандерсон присоединился к нам в тот год, о котором я пишу, он показал мне маленькую куколку-негритёнка, подаренную ему при романтических обстоятельствах, которая, по его словам, непременно должна принести сотню очков на какую-нибудь калитку. Однако, я не заметил, чтобы у него прибавилось уверенности при ударе. В первом же овере против Сидмута, Сандерсон выбыл, не успев отбить мяч, разрушивший калитку, хотя последний был просто создан для того, чтобы пронестись по полю от его неподражаемого удара, и мысль о том, что подобное может случиться завтра, во время матча с Ситоном, отнимала годы моей жизни.
Ранним утром перед матчем меня разбудил стук в дверь и судоржное дёрганье ручки. Вошел Сандерсон в пижаме и халате.
– Не спите, Джейк?
– Теперь нет,– сказал я.
– Случилось нечто ужасное.
Я сел в постели:
– Этот мерзавец Шарплз опять курил? Не может быть, его трубка у меня.
– С ним все в порядке, насколько я знаю; по крайней мере, проходя мимо его двери, я слышал храп.
– Тогда в чём дело?
– Моя куколка исчезла.
Я протянул руку за тапком. Человек, который будит тебя ни свет ни заря просто потому, что он не может найти свой талисман, не даёт повода сомневаться, запустить в него тапком или нет. Первый стукнул его по плечу. Второй снаряд разбил зеркало.
Сандерсон посмотрел на руины и заметно побледнел:
– Вопрос исчерпан,– мрачно заявил он,– ноль мне обеспечен; если до этого ещё был шанс наскрести несколько очков, даже без куколки, то кто же может противостоять пропаже талисмана и разбитому зеркалу утром перед важным матчем. На этот раз вы расставили все точки над «и», приятель. Окончательно и бесповоротно. Нуля сегодня не избежать – можно закругляться.
Я умолял его, взывал к его мужеству, патриотизму, заклинал всем, что могло быть для него святым, чтобы привести его в чувство. Он сидел, нахохлившись, и не хотел успокаиваться.
Было чудесное утро– в такое утро только выиграть жеребьёвку да стоять целый день у калитки. К несчастью, жеребьёвку я проиграл. И тогда я поздравил себя с тем, что накануне присматривал за игроками. Вот Шарплз, раскрасневшийся, с горящими глазами, может подавать мячи весь иннинг. Вот Грейк, подчинившийся увещеваниям, с безмятежным видом человека, который в жизни не слышал о существовании подачи на уровне головы.
Я оглянулся на Сандерсона и увидел, что он с ужасом уставился на одного из судей, который стоял у ступенек павильона, поджидая коллег.
Я подошёл к Сандерсону и хлопнул его по спине.
– Скорее, Сандерсон, – поторопил я.– В чём теперь дело?
– Взгляните!
Я оглядел объект его внимания.Судья не являл собой образец эстетической красоты, но в его внешности не было ничего особенно отталкивающего. Заметное косоглазие и бакенбарды – более придраться было не к чему.
– Дружище, – Сандерсон сжал мою руку,– все кончено, видите того человека?
– Судью? И что с ним?
– Вы не поверите, но это тот самый человек, который судил матч в Сомерсетшире в прошлом году, где я выбыл, получив «нули». Это примета. Дружище, поставьте меня последним сегодня. Я не побегу.
Если кто‐нибудь знает, чем лечить такого человека, подскажите мне, я буду рад.
– Может, это вовсе не тот человек,– заметил я,– но даже если и тот, какое это имеет значение, судья никак не влияет на ваши перебежки.
– Очень любезно с вашей стороны, дружище, что вы пытаетесь утешить меня, но это бесполезно. Судья вдобавок к разбитому зеркалу – всё предрешено!
Мы провели первую половину дня, выводя из игры противника, со счетом двести пятьдесят, и пошли на поле. Я взял Сандерсона с собой к калиткам. На нем была кепка клуба «Зингари», вязаный шарф, и он нёс биту, с которой выиграл пятьдесят семь очков у австралийцев. Куколка тоже была в кармане, талисман, подаренный ему при романтических обстоятельствах. Единственное, что мешало большому счёту – зловещий судья, который стоял у калитки, готовый надзирать за игроками.
Сандерсон буркнул что-то нечленораздельное. Я пришёл к заключению, что он просил меня отбить первый мяч. Я так и сделал, получив очко. Сандерсон с изнурённым видом рысцой побежал через линию подач. Он принял стойку и огляделся, как бы рассматривая расположение поля. На самом деле, я готов дать руку на отсечение, он ничего не видел. Что случилось потом, я считаю прямым вмешательством Провидения. Подающий, со средней скоростью, но с хорошим броском с подкруткой, послал мяч, и Сандерсон, очертя голову, кинулся к нему. Удар был машинальный. Я уверен, что он не видел мяча. Он ударил наобум со всей силой. Мяч со звоном пронёсся над площадкой в футе от земли. Я отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от него, и услышал, как за спиной кто‐то громко взвыл. Повернувшись, я увидел судью, скорчившегося на земле. Одной рукой он сжимал лодыжку.
Полевые игроки подтягивались со всех сторон и сформировали заинтересованную группу, пока игрок, стоявший ближе всех к защитнику, оказавшийся врачом, не осмотрел повреждённую конечность с профессиональной серьёзностью. В конце концов он вынес вердикт. Лодыжка не сломана, но, поскольку ушиб сильный, нужен покой. Придется заменить судью. Я поймал взгляд Сандерсона. Лицо его было маской, каждая чёрточка которой выражала раскаяние. Но глаза лучились новым светом.
– Разве вы не видите, дружище, – прошептал он, – примета уничтожена. Полный поворот событий. Теперь, старина, у нас будет сотня очков, никак не меньше.
И, когда явился новый судья, он приступил к делу без отлагательств и предисловий, подрезав, словно молния-трезубец, три мяча подряд, пролетевших мимо игрока, стоявшего сбоку, к границе поля.
Когда мы выиграли, было семь часов, и Сандерсон набрал свою сотню с последней подачей. Сняв щитки, он пошёл справиться о раненом судье. Он шёл, нежно крутя куколку пальцами.
На этот раз Сандерсон не сможет вытягивать на буксире команду «Бездельники». Вряд ли команда психиатрической больницы Колни Хэтч отпустит его.
* «Зингари» (I Zingari – Цыгане ит.)– английский любительский крикетный клуб, известный с 1845 года.
** Спион Коп – битва за Спион Коп 1900 Вторая англо-бурская война.
|
| |
| |
| Yura | Дата: Понедельник, 01.02.2016, 10:07 | Сообщение # 74 |
 Общаюсь, но в меру
Группа: Проверенные
Сообщений: 46
Статус: Offline
| Из всех, кто когда-либо доводил капитана команды, часто играющей на выезде, до белого каления, Сандерсон – наихудший. Просто маньяк. Провокатор в такой команде – и в обычной ситуации плохо уже само по себе.
Ни при каких условиях врожденное безрассудное поведение человека не проявляется так ярко. Такому пошли хоть сотню открыток с разъяснениями о том, на каком поезде добраться до Ватерлоо, все равно позже вы убедитесь, что он терпеливо час и пятнадцать минут ждет в Виктории. То он забывает сумку для крикета, то за день до соревнований у него умирает тетя, а времени для замены – его, а не тети – уже нет. И вот когда вы, наконец, прибыли с командой на место назначения, тут вам надо следить за ними взором ястреба. Того и гляди, нашему быстрому подающему вздумается в ночь перед важным матчем провести пару часов подряд с сигарой, наполненной ядреным табаком и за рюмкой виски с содовой; и как итог, на следующий день его подач хватает лишь на несколько серий и все – он выдохся и еле-еле шевелится. Приходится постоянно заставлять парня идти отдыхать и лично контролировать процесс раздевания. Потом я убеждаю тупицу Грейка не экспериментировать с его самой последней верховой подачей. Он вечно вводит новый мяч, и это каждый раз приносит очки принимающему. В прошлом году, в игре против Сидмоута, они выбили его 23 раза в двух партиях.
Объяснил он это тем, что заманивал принимающих, вселял в них самоуверенность и в следующих одной-двух партиях они выдохнутся. Я седею у висков.
Но самый худший из них – это парень по фамилии Сандерсон.
Он – один из лучших защитников в Англии. Когда он берет партию, вам только и остается расслабиться и хлопать в ладоши. А как «делает» полевых игроков, не передать словами. А его проход через все поле надо видеть. Но у него нервы ни к черту и из-за них он все портит. За свою карьеру я встречал нервных защитников, которые прямо зеленели от того, что им приходилось идти на калитки, но по сравнению с Сандерсоном они были отчаянно самонадеянны. Можно подумать, что если человек играл за свою страну и сделал бесчисленное количество пробежек в клубных встречах, у него появятся зачатки самоуверенности. Но Сандерсон не такой. Сыграй он против воспитанников детского сада, его бы бросило в трепет.
Он вдарился в самую что ни на есть манию. Верит в предзнаменования. Окружил себя талисманами и другой дребеденью для пробежек. По его словам, он не может думать о том, чтобы принести очко, если на нем нет кепки клуба Зингари, регбийного шарфа, той биты, с помощью которой он взял пятьдесят семь очков против австралийцев. И еще в кармане брюк какая-то безделушка. Талисманы - разные. Один раз – миниатюрная фотокарточка. Но девушка на ней замужем за биржевым маклером и фотку заменила пуля, удаленная из плеча человека, который получил ее у холма Спиен-Коп. Когда он присоединился к нам в том году, когда я пишу, он показал мне маленькую черную куклу Голливог. По его словам, это – подарок, полученный в романтических обстоятельствах, который, как он верил, приносил сто очков в калитку. Впрочем, несмотря на это, я не заметил, чтобы он стал уверенней в защите. Он выбыл уже в первой серии подач против Сидмоута, выбитый мячом, который просто создан для того чтобы он в своей немыслимой манере положил мимо; и мысль, что такое может повториться в завтрашнем матче против Ситона, добавила мне немало морщин.
Утром я проснулся от того, что кто-то постучал и дернул ручку двери. Вошел Сандерсон в пижаме и халате.
- Проснулся, Джеймс?
- Теперь, да - ответил я.
- Произошло что-то ужасное.
Я сел в кровати.
- Этот мерзавец Шарплес не курит? Но он не мог, его трубка у меня.
- С ним все нормально, насколько я знаю. Я проходил мимо его двери и слышал, как он храпел.
- Тогда в чем дело?
- Мой Голливог пропал!
Я вытянул руку и взял тапок. Человек, который будит тебя рано утром только потому, что он не может найти куклу – без сомнения заслуживает того, чтобы швырнуть в него тапком. Он угодил ему в локоть. Второй мой снаряд вдребезги разбил зеркало.
Сандерсон пристально посмотрел на то, что осталось от зеркала, и заметно отступил.
- Все понятно – пробубнил он. – Теперь я пропал; остается лишь призрачный шанс, что я смогу что-то сделать без моей куклы; потому что невозможно устоять без утерянного талисмана и разбитого зеркала в утро важного матча. Теперь вы сделали это, дружище. Добились. Сегодня удача отвернется от меня.
Я умолял его. Я взывал к его зрелости, к его патриотизму, я вдохновлял его всем, что, как мне казалось, для него свято, чтобы он взял себя в руки. А он только сидел как растрепанная птица, лишенная помощи.
А утро было замечательное – в такое только и надо выиграть жребий и целый день стоять у калитки.
Увы, я проиграл жребий. И тогда я поздравил себя, взглянув на своих подающих. Вот Шарплес, ясноглазый и цветущий и, казалось, готовый делать броски весь матч. А вот Грейк , как утверждают, сдержанный, с безмятежным видом человека, который никогда в жизни даже и не слышал о верховой подаче.
Я поискал глазами Сандерсона и увидел, с каким ужасом он смотрит на судью, стоявшего у ступеней павильона в ожидании своих коллег.
Я подошел, шлепнул его по заднице и сказал.
- Живей, Сандерсон . Что опять не так?
- Глянь!
Я пригляделся к объекту его внимания. Судья, разумеется, не представлял собой образец эстетики, но и ничего отталкивающего в его внешности тоже не было. Бакенбарды, бельмо на глазу; и больше ничего примечательного в нем не было.
- Старина – проговорил Сандерсон, сжимая мне руку. – Теперь все кончено. Ты знаешь этого типа?
- Судью? И что в нем такого?
- Ты не поверишь, но это тот самый тип, который в прошлом году судил наш матч в Сомерсетшире и я схватил баранку. Это все талисман. Сегодня мне лучше войти в игру последним, старина. Я не смогу принести и очка.
Если кто-то знает, как правильно нужно обходиться с таким человеком, пусть подскажут. Буду рад.
- Вроде это не он – ответил я – а если даже он, то какая разница? Он никак не помешает твоим очковым пробежкам.
- Приятно, конечно, дружище, что ты стараешься утешить меня, но все без толку. Все решает этот судья.
Рано утром мы выбили их на двести пятьдесят очков и потом начали подавать. Я взял Сандерсона с собой на защиту калитки. На нем была кепка клуба Зингари, регбийный шарф и бита с которой он принес пятьдесят семь очков против Австралии. И конечно в карман он положил Голливог – куклу, подаренную ему в романтической обстановке. И только злодей-судья возле калитки в ожидании игры защитника препятствовал тому, чтобы счет стал крупным.
Сандерсон что-то невнятно пробурчал. Я угадал, что он просил меня взять первый мяч. Я так и сделал, и единственный раз выбил его в аут.
Сандерсон побрел вдоль игровой площадки с выражением усталости на лице.
Он принял защиту и напоказ осмотрел расположение игроков на поле. Но я готов держать пари, что он фактически ничего не видел.
То, что случилось потом, я считаю ни чем иным как прямое вмешательство Судьбы. Боулер, парень со средней длиной шага у которого мяч после подачи искусно отскакивает вправо, сделал бросок и Сандерсон проморгал его. А удар был ясно видимым. Я уверен, что он не видел мяча. Он выбивал со всей силы наугад. Мяч просвистел и опустился позади площадки в шаге от игровой зоны защитника. Я прыгнул в сторону, чтобы увернуться от него и услышал позади пронзительный вопль. Когда я обернулся, то увидел судью на земле. Одной рукой он держался за лодыжку.
Столпились, прибежавшие со всех сторон полевые игроки, и ближайший из них, оказавшийся врачом, профессионально ощупал поврежденную конечность. Наконец, он поставил диагноз: лодыжка – цела, но есть очень сильный ушиб и требуется покой. Нужен другой судья. Я встретился глазами с Сандерсоном. Часть его лица представляла собой маску, на каждой черточке которой написано раскаяние. Но глаза светились радостью.
- Разве не видишь, дружище – шепнул он, - это начисто опровергает предзнаменование. Это совершенно меняет дело. Сотня, старина. Только и всего.
И когда явился новый судья, он продолжил без задержки и предисловий подобно разветвленной молнии резать три следующих мяча мимо третьего игрока у линии границы игрового поля.
Когда мы выиграли, было уже семь часов, и Сандерсон набрал свою «сотню» на последнем мяче. Сняв защитные щитки, он покинул игровое поле, чтобы справиться о травме судьи. По пути он нежно прикоснулся к кукле-талисману.
*********
В один из таких дней Сандерсону придется разорвать отношения с Виари Виллис. Они не смогут отлучить его от команды Колни Хэтч.
|
| |
| |
| Николай | Дата: Понедельник, 01.02.2016, 11:36 | Сообщение # 75 |
|
Собеседник Века
Группа: Пользователи
Сообщений: 408
Статус: Offline
| А 'house-scarf' - это точно "шарф"? Лингва 2-м нумером дает "галстук". В одном детективе действие разворачивается в привилегированной школе, так там, точно, помню, были полосатые галстуки, у каждой школы - своя расцветка.
|
| |
| |
|
