|
КПВ - Май
| |
| Николай | Дата: Понедельник, 17.03.2014, 09:30 | Сообщение # 1 |
|
Собеседник Века
Группа: Пользователи
Сообщений: 408
Статус: Offline
| Продолжаем собирать камушки. Как насчет того, чтоб в мае взять вот это:
It is a terrible thing to be obsessed by a milkman. To Constable Plimmer’s disordered imagination it seemed that, dating from this interview, the world became one solid milkman. Wherever he went, he seemed to run into this milkman. If he was in the front road, this milkman—Alf Brooks, it appeared, was his loathsome name—came rattling past with his jingling cans, as if he were Apollo driving his chariot. If he was around at the back, there was Alf, his damned tenor doing duets with the balconies. And all this in defiance of the known law of natural history that milkmen do not come out after five in the morning. This irritated Constable Plimmer. You talk of a man “going home with the milk” when you mean that he sneaks in in the small hours of the morning. If all milkmen were like Alf Brooks, the phrase was meaningless.
He brooded. The unfairness of fate was souring him. A man expects trouble in his affairs of the heart from soldiers and sailors, and to be cut out by even a postman is to fall before a worthy foe; but milkmen—no. Only grocers’ assistants and telegraph boys were intended by Providence to fear milkmen.
Yet here was Alf Brooks, contrary to all natural rules, the established pet of the mansions. Bright eyes shone from balconies when his “Milk-oo-oo!” sounded. Golden voices giggled delightedly at his bellowed chaff. And Ellen Brown, whom he called “Little Pansyface,” was definitely in love with him. They were keeping company. They were walking out.
This crushing truth Edward Plimmer learned from Ellen herself. She had slipped out to mail a letter at the pillar box on the corner, and she reached it just as the policeman arrived there in the course of his patrol.
Nervousness impelled Constable Plimmer to be arch.
“ ’Ullo, ’ullo, ’ullo!” he said. “Posting love letters?”
“What, me? This is to the police commissioner, telling him you’re no good.”
“I’ll give it to him. Him and me are taking supper to-night.”
Nature had never intended Constable Plimmer to be playful. He was at his worst when he rollicked. He snatched at the letter with what was meant to be a debonair gayety, and only succeeded in looking like an angry gorilla. The girl uttered a startled squeak.
The letter was addressed to Mr. A. Brooks.
Playfulness, after this, was at a discount. The girl was frightened and angry, and he was scowling with mingled jealousy and dismay.
“Ho!” he said. “Ho! Mr. A. Brooks!”
Ellen Brown was a nice girl, but she had a temper, and there were moments when her manners lacked rather noticeably the repose that stamps the caste of Vere de Vere.
“Well, what about it?” she cried. “Can’t one write to the young gentleman one’s keeping company with, without having to get permission from every”—she paused to marshal her forces for the assault—“without having to get permission from every great, ugly, red-faced copper, with big feet and broken noses, in London?”
Constable Plimmer’s wrath faded into a dull unhappiness. Yes, she was right. That was the correct description. That was how an impartial Scotland Yard would be compelled to describe him, if ever he got lost: “Missing—a great, ugly, red-faced copper, with big feet and a broken nose.” They would never find him otherwise.
“Perhaps you object to my walking out with Alf? Perhaps you’ve got something against him? I suppose you’re jealous!”
She threw in the last suggestion entirely in a sporting spirit. She loved battle, and she had a feeling that this one was going to finish far too quickly. To prolong it, she gave him this opening. There were a dozen ways in which he might answer, each more insulting than the last; and then, when he had finished, she could begin again. These little encounters, she held, sharpened the wits, stimulated the circulation, and kept one out in the open air.
“Yes,” said Constable Plimmer.
It was the one reply she was not expecting. For direct abuse, for sarcasm, for dignity, for almost any speech beginning, “What! Jealous of you? Why——” she was prepared. But this was incredible. It disabled her, as the wild thrust of an unskilled fencer will disable a master of the rapier. She searched in her mind, and found that she had nothing to say.
There was a tense moment in which she found him, looking her in the eyes, strangely less ugly than she had supposed; and then he was gone, rolling along on his beat with that air which all policemen must achieve, of having no feelings at all and—as long as it behaves itself—no interest in the human race.
Ellen posted her letter. She dropped it into the box thoughtfully, and thoughtfully returned to the flat. She looked over her shoulder, but Constable Plimmer was out of sight.
Вот отсюда:
http://www.madameulalie.org/ainslee....ee.html
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Понедельник, 17.03.2014, 10:32 | Сообщение # 2 |
 Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| Кстати, а вот это уже было? Обожаю театр (драматический) до щенячьего визга!  http://madameulalie.org/others/How_to_Save_the_Theatre.html
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
|
| |
| |
| Lizzy | Дата: Среда, 30.04.2014, 20:11 | Сообщение # 3 |
|
Живое Слово
Группа: Модераторы
Сообщений: 2100
Статус: Offline
| Значит, на 129-й майский тур решили взять текст Николая о полисмене.
Дорогие участники! Срок сдачи работ 31 мая. Переводы присылайте на адрес irina.gindlina@gmail.com
Перевод, пожалуйста, пишите не в Ворде, а прямо в самом послании, т.е. файл не прикрепляйте.
Дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих, а мудрый использует опыт и тех, и других себе на пользу.
|
| |
| |
| IrinaG | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 09:56 | Сообщение # 4 |
 Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 147
Статус: Offline
| Lizzy
Ужасно, когда тебя преследует молочник. Констеблю Пламмеру чудилось, как он сам признался, что они наводнили весь мир. Помутившись разумом, он всюду натыкался на этого малого. Стоило ему выйти, как мимо проносился молочник, гадкий Элф Брукс, жутко дребезжа банками, словно Апполон на своей колеснице. Подтверждая догадку, негодяй разливался соловьём, и ему вторило эхо. И это вопреки всем законам мироздания, которые не велят молочнику появляться после пяти утра. Возмутительный факт, по мнению констебля Пламммера. Вы считаете человека ранней пташкой, если он является ни свет ни заря. Элф Брукс был, мягко говоря, скроен иначе.
Пламмер размышлял о превратностях жестокой судьбы. Можно принять вызов от военного или моряка, и даже почтальон достойный соперник, но только не молочник. Перед молочником суждено пасовать лишь помощникам бакалейщиков и разносчикам телеграмм.
Вдобавок, вопреки здравому смыслу, Элф Брукс стал любимцем всей округи. Чуть заслышав его зазывное “Молоко-о-о”, все свешивались с балконов с сияющими глазами и дурацки гоготали в ответ на его ослиный рёв. Элен Браун, которую он называл нежной фиалкой, была явно к нему неравнодушна. Она гуляла с Элфом.
Девушка сама поведала Эдварду Пламмеру горькую правду. Она украдкой пробралась к стоячему почтовому ящику на углу и заметила там полисмена, патрулирующего территорию.
В неловкой ситуации констебля Пламмера всегда подмывало отпустить шутку.
- Привет, привет, - неловко произнёс он. – Послание тайному воздыхателю?
- Кто, я? Напротив, это донос комиссару о вашем недостойном поведении.
- Давайте передам, мы сегодня вместе обедаем.
По натуре констебль Пламмер не был весельчаком. Игривость ему не шла. Он с непринужденностью гориллы схватил письмо и снова понурился. Девушка и пискнуть не успела.
Письмо было адресовано мистеру Бруксу.
Тут Пламмера как подменили. Он хмурился, терзаемый ревностью, а девушка, оправившись от испуга начала закипать.
- Ха! – выдохнул он, – Ха! Мистер Брукс!
Элен Браун была славная девушка, но весьма вспыльчивая. В такие минуты она строила из себя леди Вир де Вир.
- А хоть бы и так? – крикнула она. – Дама уже не вправе вступить в переписку с джентльменом без согласия на то каждого… - она помедлила, подыскивая слова обиднее, - каждого встречного красномордого тролля с огромными лапами и сломанным носом?
Гнев констебля Пламмера сменился угрюмостью. Она все верно говорит. Словесный портрет, по которому Скотланд-Ярд нашел бы его, вздумай он потеряться: «Разыскивается красномордый тролль с огромными лапами и сломанным носом». Как же иначе.
- Может, вы против моих свиданий с Элфом? Неужели ревнуете?
Брошенные в запале, слова должны были раззадорить его. Не в ее правилах легко отступать. Он заглотнет наживку, наговорит ей кучу гадостей, а когда иссякнет, она его снова подденет. И пошло-поехало. Такие перепалки держали ее в тонусе, добавляли щекам румянца.
- Да, - признался констебль Пламмер.
От него можно было ожидать чего угодно, вплоть до перебранки, язвительных намеков и ревнивой отповеди. «Что? Ну, уж не вам решать. Да как вы…» - уже сорвалось было с ее губ. Она опешила, будто пораженная более достойным соперником и никак не могла собраться с мыслями.
С минуту они напряженно молчали, смотрели друг на друга, и он уже не казался ей таким ужасным. Затем он снова отправился патрулировать местность, взирая на человечество бесстрастным взором стража порядка.
Элен задумчиво бросила письмо в ящик и вернулась домой. По пути она оглядывалась, но констебля Пламмера и след простыл.
|
| |
| |
| IrinaG | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 09:57 | Сообщение # 5 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 147
Статус: Offline
| Vera
Ужасно, когда все твои мысли – только о молочнике. Констеблю Плиммеру с его расстроенным воображением казалось, что весь мир превратился в сплошного молочника. Куда бы он ни пошел, он повсюду натыкался на молочника. Если он шел вдоль фасадов домов, этот молочник – кстати, звали его Альф Брукс ( отвратительное имя, между прочим ) – с грохотом проезжал мимо со своими флягами, словно Аполлон на колеснице. Если Плиммер обходил квартал с другой стороны, Альф был тут как тут. Его проклятый тенорок распевал дуэты с обитательницами балконов. И все это вопреки устоявшимся традициям, что молочники не выходят работать после пяти утра.Это раздражало констебля. Мы говорим о человеке, возвращающемся « с молочниками», имея в виду, что он прошмыгнет домой тихонько ни свет ни заря. Если бы все молочники были как Альф Брукс, поговорка потеряла бы смысл.
Констебль грустно размышлял о несправедливости судьбы. Одно дело – ожидать неприятностей в сердечных делах от военных и моряков! Даже почтальон может быть стОящим соперником, но чтобы молочник ... Только помощники бакалейщиков да мальчишки с телеграфа опасаются молочников, так уж им суждено.
Вот он, Альф Брукс, – вопреки всем законам, признанный любимец прекрасного пола . Яркие глазки сияют с балкончиков, когда звучит его «Мо-ло-ко-о!». Звонкие голоса восторженно хихикают в ответ на его громкие шуточки. А Эллен Браун, которую он прозвал «Бутончик», и вовсе влюбилась в него. Они встречались.
Эту убийственную правду Эдвард Плиммер узнал от самой Эллен. Она выбежала на улицу опустить письмо в почтовый ящик и встретилась с полицейским, совершавшим обход. От неожиданности констебль решил пошутить.
– Привет, привет, – сказал он, – отправляем любовные письма?
– Кто? Я? Да это сообщение комиссару полиции, что от вас никакого толку.
– Я передам ему. Мы с ним ужинаем сегодня.
Природа не предназначала констебля Плиммера для флирта. Шутки ему не удавались. Он хотел игриво подхватить письмо, а получилось неуклюже, как у озлобленной гориллы. Девушка удивленно пискнула.
Письмо было адресовано господину А. Бруксу.
Игривость сразу же сошла на нет. Девушка была испугана и сердита, а Плиммер нахмурился от ревности и обиды.
– О-о ! – воскликнул он, – Значит, господин А. Брукс!
Эллен Браун была хорошая девушка, но вспыльчивая. Иногда ее манерам заметно не хватало сдержанности, характерной для истинных леди.
– Ну и что? – закричала она. – Что в Лондоне уже нельзя написать молодому человеку, с которым встречаешься, без разрешения всякого...– она запнулась, собирая силы для нападения, – без разрешения неуклюжего, безобразного красномордого полицейского с огромными ногами и сломанным носом?
Ярость Плиммера угасла, сменившись глубоким унынием. Да, она права. Описание точное. Вот так беспристрастный Скотланд- Ярд мог бы обрисовать его : « Разыскивается : неуклюжий, безобразный красномордый полицейский с огромными ногами и сломанным носом ». Иначе просто не найти!
– Может, вы против наших с Альфом встреч ? Может, вы что‐то против него имеете? Да вы просто ревнуете!
Эллен подбросила последнюю реплику исключительно из спортивного интереса. Ей нравились перебранки, и она боялась, что эта закончится слишком быстро. Чтобы продолжить, она кинула констеблю наживку. Существовала тьма способов, как ответить, один обиднее другого, и, когда он остановится, она придумала бы что‐нибудь еще. Такие перепалки оттачивали остроумие, разгоняли кровь по жилам и давали лишний повод подышать свежим воздухом.
– Да, – проронил констебль Плиммер.
Такого ответа она не ожидала... Она была готова ко всему : к оскорблению, к издевкам, к защите собственного достоинства, к любому началу, вроде: « Что? Ревновать вас? Было бы кого...» Но это было невероятно! Признание обезоружило ее, как бешеный выпад новичка выбивает шпагу из рук опытного фехтовальщика. Она порылась в памяти и не нашлась, что сказать.
Несколько неловких минут он смотрел ей прямо в глаза и уже не казался таким безобразным, как раньше. Потом констебль развернулся и продолжил обход, размеренно шагая и показывая всем своим видом, что ему ни до кого нет дела, если все в рамках закона, а человечество его вообще не интересует. Так, в принципе, и должен себя вести любой полицейский.
Эллен опустила письмо. Она задумчиво бросила его в ящик и вернулась домой. Она оглянулась, но констебль Плиммер уже исчез из виду.
|
| |
| |
| IrinaG | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 09:58 | Сообщение # 6 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 147
Статус: Offline
| Nikolai
Ужасно, когда вас повсюду, словно навязчивый кошмар, преследует молочник. В воспаленном
сознании констебля Плиммера весь мир отныне представлялся одним сплошным молочником.
Куда ни пойдешь – а он тут как тут. Когда констебль обходил дома с фасада, проклятый молочник,
Альф Брукс – так, кажется, звучало его гнусное имя – с грохотом катил навстречу свои бидоны.
Ни дать ни взять – сам Аполлон в своей колеснице. Но стоило зайти в какой-нибудь двор – и вот
он, Альф, а голоса с балконов перекликаются с его противным тенором. А ведь согласно всем
известному закону природы молочники не выходят из дома раньше пяти утра. Каково было
терпеть подобное бедняге Плиммеру? Если б все молочники походили на Альфа Брукса, у нас и
впрямь текли бы молочные реки.
Констебль ходил чернее тучи. Несправедливость судьбы терзала его душу. Когда в сердечные
дела вносит разлад какой-нибудь солдат или матрос, вы говорите себе: «Этого и следовало
ожидать». И даже если вас обошел почтальон, вы все равно проиграли достойному противнику.
Совсем иное дело – молочник. Только мальчишке из бакалейной лавки или разносчику телеграмм
пристало бояться молочника.
И все же, вопреки всем законам и правилам, обитательницы многоквартирных домов обожали
Альфа Брукса. Ясные глазки сверкали ему с балконов, едва лишь раздавалось привычное: «Ко-
му-мо-ло-ко-оо-оо!». Звонкий смех вторил его грубым остротам. А Эллен Браун, которую Альф
называл «Фиалочкой», определенно влюбилась в него. Она гуляла с Альфом, назначала ему
свидания.
Эту жестокую правду Эдвард Плиммер узнал от самой девушки. Однажды Эллен выбежала из
дома, чтоб опустить письмо в почтовый ящик на углу – а мимо как раз проходил наш полисмен. От
волнения констебль Плиммер заговорил вдруг игриво.
- Так-так-так, - произнес он. – Любовное послание?
- Ха! Вот еще! Это господину комиссару – жалоба на вас.
- Я передам. Мы с ним ужинаем сегодня.
Констебль Плиммер никогда не понимал, что значит быть игривым. Пытаясь пошалить, он
неизменно портил все дело. Вот и сейчас, выхватывая «с утонченной галантностью» (как
ему казалось) письмо у испуганно пискнувшей девушки, он в действительности напоминал
разъяренную гориллу.
Адресатом в письме значился мистер А. Брукс. Игривостью теперь и не пахло. Девушку
переполняли страх и обида, а констебль, охваченный ревностью и паникой, хмуро взирал на нее.
- Ага! – воскликнул он. – Ага! «Мистеру А. Бруксу»!
Эллен Браун была девушкой милой, но с характером. И порой она бывала далеко не так спокойна,
как Вер-де-Веров знатный род*.
- Ну, так что же? – возмутилась она. – Выходит, в Лондоне уж и написать нельзя молодому
джентльмену, с которым ты встречаешься, не спросив разрешения у первого попавшегося… -
Эллен умолкла, собирая силы перед решающим сражением, - у первого попавшегося мерзкого
краснорожего верзилы-копа в здоровенных сапожищах и со сломанным носом?
Ярость констебля Плиммера сменилась глубоким унынием. Девушка права, и словесный портрет
вышел на славу. Даже асы Скотленд-Ярда – случись констеблю пропасть – не смогли бы описать
его точнее: «Разыскивается верзила-коп мерзкого вида в здоровенных сапожищах с красным
лицом и сломанным носом». А иначе его и опознать-то нельзя.
- Может, вам не нравится, что я гуляю с Альфом? Может, вы что-то против него имеете? Похоже,
вы ревнуете?
Последний аргумент был чистой воды благотворительностью. Девушка обожала пикировку, но
чувствовала – схватка вот-вот закончится – и, чтобы продлить ее, сыграла на руку противнику.
Тот мог бы найти дюжину ответов на эту шпильку – один другого оскорбительнее. А когда он
выговорится, можно снова подлить масла в огонь. Такие перепалки, полагала Эллен, оттачивают
ум, способствуют кровообращению и позволяют подольше задержаться на улице.
- Да, - сказал констебль Плиммер.
Вот уж чего не ждала Эллен. Прямые оскорбления, насмешка, уязвленное достоинство– все, что
угодно могло прозвучать в ответ («Ха! Вас, что ли ревновать? Да мне б….»). Но одно-единственное
слово обескуражило ее. Так порой мастер клинка пасует перед отчаянным выпадом неопытного
фехтовальщика. Девушка напрягала свой ум, но обнаружила, что ей нечего сказать.
Наступила неловкая пауза, и в эти несколько мгновений, констебль, глядевший девушке в глаза,
внезапно показался ей не таким уж и мерзким, а затем он продолжил обход, всем своим видом
показывая (каждый полисмен должен этому научиться), что нет у него чувств и – насколько это
возможно – никакого дела до всего остального человечества тоже нет.
Эллен отправила письмо. В задумчивости она опустила его в ящик, и в задумчивости же вернулась
в квартиру. Идя к дому, она оглядывалась, но констебль Плиммер уже скрылся из глаз.
* О леди Клара Вер-де-Вер!
Лежал он бледный. Мать рыдала….
И слово горькое у ней
Невольно вырвалось….
Страданье
Ожесточает так людей!..
Не повторю я здесь, что слышать
Пришлось мне в миг печальный тот….
Да, мать была не так спокойна,
Как Вер-де-Веров знатный род!
А. Теннисон «Леди Клара Вер-де-Вер» (пер. А. Плещеева)
|
| |
| |
| IrinaG | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 10:00 | Сообщение # 7 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 147
Статус: Offline
| Fleur_Dorange
Ужасно, когда молочник заполняет все твои мысли. С этого дня в расстроенном воображении констебля Плиммера весь свет сошёлся на одном сплошном молочнике. Казалось, он натыкался на него всюду, куда бы ни отправился. Шагаешь по центральной улице, а тут тебе на встречу этот гадкий Альф Брукс, бренчит своими бидонами, словно Аполлон на колеснице. Идёшь дворами — и тут он, вторящий своим противным тенором окрикам с балконов. Чихать он хотел на законы природы: ведь всем известно, что молочникам после пяти утра на улице делать нечего. Это раздражало констебля Плиммера. Про того, кто тихонько возвращается под утро, даже говорят: «вернулся домой с молочниками». Если бы все молочники были такими как Альф, то в поговорке и смысла бы не было.
Констебль погрустнел. Судьба обошлась с ним несправедливо. В сердечных делах обычно ждёшь подвоха от военных и моряков. Даже почтальону уступить не зазорно. Но молочнику…?! Их боятся только служки из бакалейных лавок да телеграфисты. Такова уж их участь.
Вот он, Альф Брукс, любимчик квартала, нарисовался тут как тут наперекор заведённому порядку. С каждого балкона ему строят глазки, едва заслышав крик: «Мо-локо-о»! Отовсюду раздаётся довольный смех в ответ на его шуточки. А Эллен Браун, которую он прозвал Маргариткой, определённо от него без ума. Они встречаются и вместе гуляют.
Эту горькую правду Эдвард Плиммер узнал от самой Эллен. Он встретил её во время своего обхода, когда она выбежала бросить письмо в почтовый ящик на углу улицы.
От волнения констебль Плиммер взял несвойственный ему игривый тон:
— Ути-ути-ути. Отправляем любовное письмецо?
— Я? Это письмо комиссару полиции о том, что вы никудышный полицейский.
— Позвольте я ему передам. Мы вечером как раз с ним вместе ужинаем.
Природа не наделила констебля Плиммера способностью к непринуждённому разговору. В моменты напускной фривольности он выглядел особенно неуклюжим. Он сделал попытку выхватить конверт в игривой, как ему казалось, манере, но показался девушке злобной гориллой. Она вскрикнула.
Письмо было адресовано мистеру А. Бруксу.
Игривость не спасла положение. Девушка испугалась и рассердилась, а констебль надулся от жгучей ревности и обиды.
— Ого! — протянул он. — Мистеру А. Бруксу!
Эллен Браун была добродушной, но вспыльчивой девушкой. Иногда, ей недоставало хладнокровия, отличающей манеры аристократичных представительниц высшего общества.
— Ну и что с того? — вспылила она. — Уже нельзя написать письмо своему молодому человеку без разрешения каждого встречного? — она перевела дух, собираясь с силами для достойной отповеди. — С чего бы мне спрашивать разрешения у каждого страшного копа с красной рожей, огромными ногами и сломанным носом?
Гнев констебля Плиммера сменился глухим отчаяньем. Да, она права. Так он и выглядит. Случись ему когда-нибудь потеряться, то так его и опишет беспристрастный сотрудник Скотленд-Ярда: «Пропал огромный, уродливый полицейский с красным лицом, большими ногами и сломанным носом». Иначе его никогда не найдут.
— Может, вам не нравится, что мы с Альфредом встречаемся? Может, вы что-то против него имеете? Наверно, ревнуете?!
Последнее предположение вырвалось у Эллен сгоряча. Она любила поскандалить, а тут всё могло прекратиться слишком быстро. Она выпалила это, чтобы продлить удовольствие. Он мог бы придумать хоть дюжину обидных ответов, один больнее другого, а она потом могла бы дать скандалу новый виток. Девушка считала, что такие стычки тренируют ум, стимулируют кровообращение и позволяют подольше бывать на свежем воздухе.
— Верно, — сказал констебль Плиммер.
Такой ответ застал Эллен врасплох. Она была готова к прямому оскорблению, издёвке, высокомерию, к любой реплике, начинающейся словами: «Что?! Ревновать?! С какой такой стати…». Такое невероятное заявление обезоружило её. Так бывает, когда неопытный новичок вдруг выбьет шпагу из рук маститого фехтовальщика. Девушка попыталась найти достойный ответ, но не смогла.
Последовала напряжённая пауза, их взгляды встретились, и странным образом он показался ей не таким уж страшным. И вот он уже шагает прочь, чеканя шаг, как положено всем полицейским, как будто и нет у него никаких чувств, и до человечества, по крайней мере, законопослушные его части, ему нет дела.
Эллен отправила письмо. Она задумчиво опустила его в почтовый ящик и вернулась домой. По дороге она оглянулась, но констебль Плиммер уже скрылся из виду.
|
| |
| |
| IrinaG | Дата: Понедельник, 02.06.2014, 10:03 | Сообщение # 8 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 147
Статус: Offline
| Я получила четыре перевода. Будем работать с ними, если больше никто не присоединится в самое ближайшее время.
|
| |
| |
|
