|
Луиза Мэй Олкотт. Серебряный ключ.
| |
| Alena | Дата: Вторник, 26.02.2013, 15:38 | Сообщение # 1 |
 Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Это не тот перевод, который я хотела бы выложить первым, но он уже готов в печатном виде. Не знаю, была ли эта книга переведена официально, если и была, то я туда не смотрела. Это я переводила года два назад, ещё не зная всего того, что знаю сейчас. Так что перевод полуинтуитивный.
Единственное - я буду сначала выкладывать перевод, потом оригинал. Сильно копаться не надо, только хочу знать общее впечатление.
Глава 1. Пророчество.
Через много дней и лет
Вдруг откроется секрет.
Средь покоя грянет гром,
Древний род покинет дом.
- Третий раз ты уже сидишь над этим стихотворением. Чем оно тебе так нравится, Ричард? Я такие не люблю, - и тонкая женская ладонь легла на пожелтевшую от времени страницу с четырьмя строками староанглийского текста.
Ричард Тревлин, улыбнувшись, поднял голову и резко отодвинул книгу, словно рассердился, что его застали за чтением. Потом он взял жену за руку, посадил её на диван, накрыл мягким пледом, сел рядом на табуретку, и, хотя в глазах его таилось какое-то волнение, успокаивающе заговорил:
-Любовь моя, книга эта хранит историю нашего рода за много веков, и старое пророчество ещё не сбылось – только первая строчка: «Через много дней и лет…». Я последний из рода Тревлинов, поэтому мне надо думать о нашем будущем ребёнке. Очень надеюсь, что его это пророчество не коснётся.
- Дай-то Бог, - мягко ответила леди Тревлин, и посмотрела на старинную книгу. – Я однажды прочитала её, и мне показалось, что это не история рода, а остросюжетный роман. Там описаны такие ужасы… неужели, Ричард, все они – правда?
- Мне очень жаль, милая, но – правда. Несчастный, дикий род, кроме одного-двух последних поколений. Всё началось с того, что сэр Ральф, жестокий норманнский рыцарь, в приступе ярости убил единственного сына железной перчаткой. Мальчик не хотел подчиниться отцу.
- Помню, а дочь его, Клотильда, выдержала осаду замка, а потом вышла замуж за своего кузена, графа Хьюго. Боевой, боевой род, и всё же, несмотря ни на что, он мне нравится.
- Да, вышла замуж за кузена! В старые времена ещё действовало на нас это проклятье. Мы слишком гордились собой и не желали родниться с кем-то ещё. Мы смешивали кровь до тех пор, пока не начали рождаться безумцы. Отец мой первым нарушил эту традицию, и я последовал его примеру: для своей опустошённой, бесплодной земли я выбрал самый свежий, самый сильный цветок.
- Надеюсь, что он выживет и прекрасным цветением окажет тебе честь. Я никогда не забуду, что ты взял меня из бедной семьи и сделал счастливейшей женщиной и женой в Англии.
- А я никогда не забуду, что ты в свои восемнадцать лет согласилась покинуть горы и прибыть в заброшенный дом одинокого старика!
- Что ты, Ричард, ты ведь совсем не старый! Тебе же всего сорок пять, ты самый хороший, самый красивый мужчина во всём Уорикшире. Но в последнее время ты чем-то взволнован. Расскажи мне всё, я дам совет или просто успокою тебя.
- Нет, Алиса, я волнуюсь только о тебе… Кингстон, в чём дело? – спросил он вошедшего слугу, мгновенно переменив тон с нежного на твёрдый.
Слуга подал ему карточку, и, взглянув на неё, сэр Ричард перестал улыбаться, губы его побледнели и высохли. Минуту он стоял неподвижно, затем спросил:
- Этот человек… он здесь?
- В библиотеке, сэр.
- Сейчас приду.
Он бросил карточку в огонь камина и долго смотрел, как она превращается в пепел. Потом заговорил, отводя взгляд:
- Любовь моя, появилось одно дело… Я скоро вернусь к тебе, а пока ложись и отдохни.
Он погладил её по волосам и вышел. Но в зеркале у двери леди Тревлин увидела, что муж ужасно взволнован. Она ничего не сказала, но несколько минут лежала неподвижно, будто борясь с сильнейшим порывом.
- Он нездоров и встревожен, но не хочет мне этого показать. Я имею право знать… и он простит меня, когда узнает, что всё это ему во благо, - сказала леди Тревлин сама себе, вставая с дивана. Она тихо проскользнула через коридор, вошла в маленькую комнатку в стене и наклонилась к замочной скважине узкой двери, улыбаясь при мысли о своём проступке. До неё донеслись тихие голоса, причём муж говорил чаще, и внезапно несколько его слов стёрли улыбку с лица леди Тревлин. Она задрожала, побледнела, и со сжатыми в страхе зубами начала клониться вниз. С каждым мигом губы её бледнели, глаза раскрывались, дыхание слабело – и наконец, последний раз вдохнув, она упала замертво на порог.
Через полчаса она, бледная как привидение, медленно вошла в свою комнату.
- Боже мой, миледи, вы нездоровы? – воскликнула служанка Эстер.
- Я падаю... и холодно… Помоги мне лечь на кровать и не говори ничего сэру Ричарду.
В кровати она вдруг вся затряслась и, дико оглядевшись по сторонам, уронила голову на подушку так, словно больше не собиралась вставать. Эстер, проницательная женщина средних лет, посмотрела на бледную хозяйку и вышла из комнаты, шепча: «Что-то не так. Сэр Ричард должен знать. Не к добру пришёл этот чернобородый, скажу я вам».
Перед входом в библиотеку она остановилось. Внутри было тихо, только слышался прерывистый стон. Боясь сама не зная чего, Эстер вошла без стука. Сэр Ричард сидел за письменным столом, закрыв лицо руками и зажав в одной перо. Казалось, он пребывал в сильнейшем отчаянии.
- Сэр, миледи нездорова. Послать за доктором?
Молчание. Эстер спросила ещё раз, но сэр Ричард не шевелился. Встревоженная служанка подняла его голову, увидела, что он без сознания, и побежала за помощью. Но спасти сэра Ричарда было уже нельзя, хотя ещё несколько часов он и оставался в живых. Он заговорил только раз, спросив слабым шепотом: «Алиса придёт попрощаться?».
- Приведите её, если это возможно, - сказал доктор.
Хозяйка всё ещё лежала в кровати, застывшая, как мраморная статуя. Эстер рассказала ей всё, и леди Тревлин сурово ответила:
- Передай, что я не приду, - и отвернулась к стене с таким лицом, что Эстер не решилась перечить.
Служанка поспешила назад и шепотом повторила доктору страшный ответ. Но сэр Ричард всё же услышал, и последними его словами была мольба о прощении.
Когда наступило утро, он уже лежал, завёрнутый в саван, а в колыбели спала маленькая девочка; и та, что ещё недавно назвала себя счастливейшей женщиной и женой в Англии, не плакала по мужу и не радовалась дочери. Все думали, что леди Тревлин умирает, и по её приказу принесли ей оставленное мужем запечатанное письмо на её имя. Она прочитала письмо, положила его за корсаж, и, словно проснувшись от страшного сна, начала умолять спасти ей жизнь.
Два дня она была одной ногой в могиле, и спасла её только неумолимая жажда жизни, как сообщили доктора. На третий день она внезапно ожила, как будто какое-то страстное желание придало ей силы. Наступил вечер, закончились хлопоты по устройству завтрашних похорон сэра Ричарда, и в доме было тихо. Эстер сидела в зашторенной спальне хозяйки, в соседней комнате няня тихо пела колыбельную сироте-малышке. Леди Тревлин, казалось, спала, но внезапно она отодвинула полог и резко спросила:
- Где он лежит?
- В церемониальном зале, миледи, - Эстер тревожно посмотрела в лихорадочно блестящие глаза, заметила странный румянец и необычное спокойствие.
- Помоги мне, я хочу пойти к нему.
- Миледи, умоляю вас, не надо! Вы верно умрёте!
Хозяйка, казалось, не слышала, и что-то в её строгом бледном лице заставило Эстер подчиниться.
Надев на слабую женщину теплый плащ, она то ли привела, то ли принесла её в церемониальный зал и поставила на порог.
- Я пойду одна. Не бойся, просто подожди меня здесь, - миледи вошла в зал и закрыла за собой дверь.
Она вернулась меньше, чем через пять минут, без тени тоски на неподвижном лице, и верная служанка воскликнула «Слава Богу!»
- Помоги дойти до кровати и принеси шкатулку с драгоценностями.
Эстер выполнила оба приказа. Леди Тревлин вытащила из-за корсажа золотой медальон, вынула оттуда портрет сэра Ричарда и заперла его в маленьком отделении шкатулки, потом возвратила пустой медальон под платье и приказала Эстер передать шкатулку поверенному – Ватсону, чтобы тот хранил её в безопасном месте, пока не вырастет дочь.
- Миледи, сердце мое, вы же эти украшения ещё не раз наденете, ну, нельзя вам носить траур до конца дней, даже по моему благословенному хозяину. Успокойтесь, прошу, хотя бы ради вашей милой дочки!
- Нет, я не надену их никогда, - и леди Тревлин рывком задёрнула полог.
Прошли похороны сэра Ричарда, прошёл поминальный приём на девятый день, и догадки о смерти хозяина быстро закончились. Пролить свет на эту тайну могла только леди Тревлин, но она была в таком состоянии, что никто не смел напоминать ей об ужасном дне.
Целый год её рассудок был в опасности. Из-за долгой лихорадки она ослабла и умом, и телом, и грустно было смотреть, как она день и ночь лежит и ни о чём не думает. Надежда на выздоровление почти исчезла. Леди Тревлин, казалось, забыла всё, даже страшный удар, положивший начало её болезни. Её не радовала даже дочь. Месяцы текли, как вода, и не оставляли в мыслях ни единого следа, только понемногу поправляли здоровье.
Кто приходил в тот день, зачем, и почему только однажды, осталось неизвестным. Никто не знал, о чём было последнее письмо сэра Ричарда – леди Тревлин сожгла его, и никому не давала ни малейшей подсказки. Доктора сказали, что сэр Ричард умер от сердечного приступа и, если бы не внезапное потрясение, прожил бы ещё много лет. Родных у него было немного, и друзья вскоре забыли молодую несчастную вдову.
Проходили годы, и в тени этой загадки потихоньку росла Лилиан – будущая хозяйка Тревлин-Холла.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Вторник, 26.02.2013, 15:38 | Сообщение # 2 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Chapter I
THE PROPHECY
Trevlyn lands and Trevlyn gold,
Heir nor heiress e'er shall hold,
Undisturbed, till, spite of rust,
Truth is found in Trevlyn dust.
"This is the third time I've found you poring over that old rhyme. What is the charm, Richard? Not its poetry I fancy." And the young wife laid a slender hand on the yellow, time-worn page where, in Old English text, appeared the lines she laughed at.
Richard Trevlyn looked up with a smile and threw by the book, as if annoyed at being discovered reading it. Drawing his wife's hand through his own, he led her back to her couch, folded the soft shawls about her, and, sitting in a low chair beside her, said in a cheerful tone, though his eyes betrayed some hidden care, "My love, that book is a history of our family for centuries, and that old prophecy has never yet been fulfilled, except the 'heir and heiress' line. I am the last Trevlyn, and as the time draws near when my child shall be born, I naturally think of his future, and hope he will enjoy his heritage in peace."
"God grant it!" softly echoed Lady Trevlyn, adding, with a look askance at the old book, "I read that history once, and fancied it must be a romance, such dreadful things are recorded in it. Is it all true, Richard?"
"Yes, dear. I wish it was not. Ours has been a wild, unhappy race till the last generation or two. The stormy nature came in with old Sir Ralph, the fierce Norman knight, who killed his only son in a fit of wrath, by a blow with his steel gauntlet, because the boy's strong will would not yield to his."
"Yes, I remember, and his daughter Clotilde held the castle during a siege, and married her cousin, Count Hugo. 'Tis a warlike race, and I like it in spite of the mad deeds."
"Married her cousin! That has been the bane of our family in times past. Being too proud to mate elsewhere, we have kept to ourselves till idiots and lunatics began to appear. My father was the first who broke the law among us, and I followed his example: choosing the freshest, sturdiest flower I could find to transplant into our exhausted soil."
"I hope it will do you honor by blossoming bravely. I never forget that you took me from a very humble home, and have made me the happiest wife in England."
"And I never forget that you, a girl of eighteen, consented to leave your hills and come to cheer the long-deserted house of an old man like me," returned her husband fondly.
"Nay, don't call yourself old, Richard; you are only forty-five, the boldest, handsomest man in Warwickshire. But lately you look worried; what is it? Tell me, and let me advise or comfort you."
"It is nothing, Alice, except my natural anxiety for you—Well, Kingston, what do you want?"
Trevlyn's tender tones grew sharp as he addressed the entering servant, and the smile on his lips vanished, leaving them dry and white as he glanced at the card he handed him. An instant he stood staring at it, then asked, "Is the man here?"
"In the library, sir."
"I'll come."
Flinging the card into the fire, he watched it turn to ashes before he spoke, with averted eyes: "Only some annoying business, love; I shall soon be with you again. Lie and rest till I come."
With a hasty caress he left her, but as he passed a mirror, his wife saw an expression of intense excitement in his face. She said nothing, and lay motionless for several minutes evidently struggling with some strong impulse.
"He is ill and anxious, but hides it from me; I have a right to know, and he'll forgive me when I prove that it does no harm."
As she spoke to herself she rose, glided noiselessly through the hall, entered a small closet built in the thickness of the wall, and, bending to the keyhole of a narrow door, listened with a half-smile on her lips at the trespass she was committing. A murmur of voices met her ear. Her husband spoke oftenest, and suddenly some word of his dashed the smile from her face as if with a blow. She started, shrank, and shivered, bending lower with set teeth, white cheeks, and panic-stricken heart. Paler and paler grew her lips, wilder and wilder her eyes, fainter and fainter her breath, till, with a long sigh, a vain effort to save herself, she sank prone upon the threshold of the door, as if struck down by death.
"Mercy on us, my lady, are you ill?" cried Hester, the maid, as her mistress glided into the room looking like a ghost, half an hour later.
"I am faint and cold. Help me to my bed, but do not disturb Sir Richard."
A shiver crept over her as she spoke, and, casting a wild, woeful look about her, she laid her head upon the pillow like one who never cared to lift it up again. Hester, a sharp-eyed, middle-aged woman, watched the pale creature for a moment, then left the room muttering, "Something is wrong, and Sir Richard must know it. That black-bearded man came for no good, I'll warrant."
At the door of the library she paused. No sound of voices came from within; a stifled groan was all she heard; and without waiting to knock she went in, fearing she knew not what. Sir Richard sat at his writing table pen in hand, but his face was hidden on his arm, and his whole attitude betrayed the presence of some overwhelming despair.
"Please, sir, my lady is ill. Shall I send for anyone?"
No answer. Hester repeated her words, but Sir Richard never stirred. Much alarmed, the woman raised his head, saw that he was unconscious, and rang for help. But Richard Trevlyn was past help, though he lingered for some hours. He spoke but once, murmuring faintly, "Will Alice come to say good-bye?"
"Bring her if she can come," said the physician.
Hester went, found her mistress lying as she left her, like a figure carved in stone. When she gave the message, Lady Trevlyn answered sternly, "Tell him I will not come," and turned her face to the wall, with an expression which daunted the woman too much for another word.
Hester whispered the hard answer to the physician, fearing to utter it aloud, but Sir Richard heard it, and died with a despairing prayer for pardon on his lips.
When day dawned Sir Richard lay in his shroud and his little daughter in her cradle, the one unwept, the other unwelcomed by the wife and mother, who, twelve hours before, had called herself the happiest woman in England. They thought her dying, and at her own command gave her the sealed letter bearing her address which her husband left behind him. She read it, laid it in her bosom, and, waking from the trance which seemed to have so strongly chilled and changed her, besought those about her with passionate earnestness to save her life.
For two days she hovered on the brink of the grave, and nothing but the indomitable will to live saved her, the doctors said. On the third day she rallied wonderfully, and some purpose seemed to gift her with unnatural strength. Evening came, and the house was very still, for all the sad bustle of preparation for Sir Richard's funeral was over, and he lay for the last night under his own roof. Hester sat in the darkened chamber of her mistress, and no sound broke the hush but the low lullaby the nurse was singing to the fatherless baby in the adjoining room. Lady Trevlyn seemed to sleep, but suddenly put back the curtain, saying abruptly, "Where does he lie?"
"In the state chamber, my lady," replied Hester, anxiously watching the feverish glitter of her mistress's eye, the flush on her cheek, and the unnatural calmness of her manner.
"Help me to go there; I must see him."
"It would be your death, my lady. I beseech you, don't think of it," began the woman; but Lady Trevlyn seemed not to hear her, and something in the stern pallor of her face awed the woman into submission.
Wrapping the slight form of her mistress in a warm cloak, Hester half-led, half-carried her to the state room, and left her on the threshold.
"I must go in alone; fear nothing, but wait for me here," she said, and closed the door behind her.
Five minutes had not elapsed when she reappeared with no sign of grief on her rigid face.
"Take me to my bed and bring my jewel box," she said, with a shuddering sigh, as the faithful servant received her with an exclamation of thankfulness.
When her orders had been obeyed, she drew from her bosom the portrait of Sir Richard which she always wore, and, removing the ivory oval from the gold case, she locked the former in a tiny drawer of the casket, replaced the empty locket in her breast, and bade Hester give the jewels to Watson, her lawyer, who would see them put in a safe place till the child was grown.
"Dear heart, my lady, you'll wear them yet, for you're too young to grieve all your days, even for so good a man as my blessed master. Take comfort, and cheer up, for the dear child's sake if no more."
"I shall never wear them again" was all the answer as Lady Trevlyn drew the curtains, as if to shut out hope.
Sir Richard was buried and, the nine days' gossip over, the mystery of his death died for want of food, for the only person who could have explained it was in a state which forbade all allusion to that tragic day.
For a year Lady Trevlyn's reason was in danger. A long fever left her so weak in mind and body that there was little hope of recovery, and her days were passed in a state of apathy sad to witness. She seemed to have forgotten everything, even the shock which had so sorely stricken her. The sight of her child failed to rouse her, and month after month slipped by, leaving no trace of their passage on her mind, and but slightly renovating her feeble body.
Who the stranger was, what his aim in coming, or why he never reappeared, no one discovered. The contents of the letter left by Sir Richard were unknown, for the paper had been destroyed by Lady Trevlyn and no clue could be got from her. Sir Richard had died of heart disease, the physicians said, though he might have lived years had no sudden shock assailed him. There were few relatives to make investigations, and friends soon forgot the sad young widow; so the years rolled on, and Lillian the heiress grew from infancy to childhood in the shadow of this mystery.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Вторник, 26.02.2013, 15:38 | Сообщение # 3 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Глава 2. Поль.
- Девочка моя, скоро выпадет роса. Пойдем домой.
- Нет-нет, мама ещё не отдохнула, я лучше сбегаю к ручью, - и Лилиан, прелестная маленькая диктаторша, исчезла в зарослях папоротника, где спали олени и прятались кролики.
Эстер терпеливо пошла за ней. С той минуты, как служанка впервые взяла на руки маленькую хозяйку, она совсем не изменилась – как будто прошло не двенадцать лет, а всего два дня – и теперь подчинялась каждому её слову. Но не успела она пройти и пяти шагов, как Лилиан стрелой прилетела обратно и закричала:
- Пойдём быстрей! Там мертвец! Я его боюсь!
- Глупости, девочка. Скорее всего, он просто спит. Может быть, это один из сторожей, или какой-нибудь бродяга. Давай руку, пойдём посмотрим, кто это.
Лилиан чуть-чуть успокоилась, привела Эстер к старому дубу у тропинки и вытянула палец. Под дубом, в зарослях папоротника, лежал худенький смуглый юноша лет шестнадцати. Одет он был бедно, в старое, ветхое платье и поношенные башмаки, но чёрные кудри, густые брови и ресницы, сжатые губы, и даже само выражение лица – всё выдавало в нём человека сильного и гордого. Он крепко спал, подложив под голову котомку со своими вещами. Когда Эстер отодвинула лист папоротника, юноша даже не пошевелился.
- Он не мёртвый, он просто спит, бедняга. Должно быть, сегодня он проделал долгий путь.
- Ой, как хорошо, что он жив! Вот бы он проснулся! Красивый мальчик, правда? Смотри, какие у него ручки, а волосы ещё кудрявей моих!
Девочке было уже не страшно, а интересно, и она скомандовала:
- Пусть он откроет глаза!
- Тише, не буди его, - прошептала Эстер. – Интересно, как он зашёл сюда и что ему надо.
- Сейчас спрошу! – и не успела Эстер её остановить, как Лилиан мягко накрыла юношу длинным листом и рассмеялась.
Юноша проснулся от громкого звука и теперь лежал неподвижно. Он смотрел вверх, на склонённое над ним прелестное личико словно из сна.
- Bella cara! (милая красавица) – мелодично пропел он. От взгляда его огромных, ясных глаз Лилиан в смущении попятилась.
Юноша уже совсем проснулся. Он вскочил на ноги и быстро посмотрел на Эстер. Что-то в его лице и в поведении заставило её смягчить голос и спросить не так уж строго:
- Тебе нужен кто-нибудь из Холла?
- Да. Леди Тревлин дома? – юноша стоял с шапкой в руках и смотрел на Эстер совершенно серьёзно.
- Дома. Но, может, ты лучше поговоришь с Парксом, управляющим? Мы не беспокоим хозяйку по пустякам.
- У меня послание на её имя от полковника Давентри. И, так как это не пустяк, я бы хотел, если можно, передать его лично.
Эстер медлила с ответом, но Лилиан радостно закричала: «Мама здесь, пошли к ней!» - и побежала, махнув рукой.
Юноша спокойно последовал за ней. Эстер, задумавшись и не сводя с него глаз, пошла следом.
Леди Тревлин, бледная красавица, хрупкая телом и ранимая душой, сидела в деревянном кресле с книгой в руках и рассеянно смотрела вдаль. Лилиан подбежала к матери. Та приветствовала дочь поднятием руки, но не улыбнулась и не сказала ни слова.
- Мама, тебя тут… человек хочет видеть. – Лилиан не нашлась, как по другому назвать того, кого уже уважала за рост и серьезный вид.
- Послание от полковника Давентри, миледи, - юноша с поклоном вручил ей письмо.
Бросив на «человека» быстрый взгляд, леди Тревлин открыла послание и начала читать.
«Дорогая подруга,
Податель сего, Поль Джекс, исправно служил мне несколько месяцев. Я нанял его в Париже, но по рождению он – англичанин. Он одинок, но хочет остаться в Англии, а мы на следующей неделе уезжаем. В нашу последнюю встречу вы упомянули, что вам нужен помощник садовника. Поль может занять это место, хотя у моей жены он был чем-то вроде лакея. Посылаю его к вам в надежде, что вы дадите ему работу и кров. Парень честный, способный, ему можно доверять во всём. Прошу вас хотя бы испытать его.
Искренне ваш, Дж. Р. Давентри».
Леди Тревлин подняла глаза на юношу и пристально вгляделась в его лицо.
- Место всё ещё свободно, если хочешь, можешь работать.
- Хочу, мадам, - уважительно ответил Поль.
- Полковник пишет, что ты англичанин…
Юноша, улыбнулся, показав ровные белоснежные зубы, и ответил:
- Англичанин, миледи. По мне этого не скажешь, но отец мой был английской крови. После того, как он умер, я долго жил за границей и, должно быть, теперь похож на иностранца.
Он говорил без малейшего акцента и смотрел на леди Тревлин такими честными голубыми глазами, что её минутное сомнение тут же исчезло.
- Сколько тебе лет, Поль?
- Шестнадцать, миледи.
- Правда ли, что ты умеешь работать в саду?
- Да, миледи.
- А что ещё?
- Объезжать лошадей, прислуживать за столом, бегать по поручениям, читать вслух, работать грумом, то есть ездить за маленькой леди на конных прогулках, обновлять пергаменты, обрезать цветы и приносить любую пользу.
Услышав такой список, да ещё сказанный чудесным полускромным-полугордым тоном, леди Тревлин улыбнулась. Поль окончательно её убедил, и она повернулась к Эстер.
- Я хочу, чтобы Лилиан скоро начала ездить верхом, а Роджер слишком стар для такой маленькой наездницы. Может, попробуем сделать грумом Поля?
Эстер внимательно осмотрела юношу и покачала головой, но Поль так умоляюще посмотрел на неё и так искренно прижал руку к сердцу, что служанка невольно смягчилась.
- Хорошо, миледи. Если мальчик будет хорошо работать, и Паркс решит, что он справится с ролью грума, то попробуем.
Лилиан захлопала в ладоши и снизу вверх доверчиво посмотрела на Поля.
- Я знаю, мама, он справится! Он нравится мне, и надеюсь, ты разрешишь ему объездить для меня пони. Объездишь, Поль?
- Да, - произнёс он тихо и отрывисто, и вдруг отвёл взгляд от лица девочки. Его смуглые щёки залил яркий румянец.
Эстер при виде этого сказала сама себе: «У паренька-то в венах не самая плохая кровь. Судя по манерам, походке, рукам и ногам, не крестьянский он сын. Могу поклясться, тяжело ему, но он не воротит нос от работы. Это хорошо».
- Оставайся, Поль, и через месяц мы решим, что с тобой делать. Эстер, отведи его к Парксу, пусть тот даст ему комнату. Завтра мы посмотрим, что умеет этот юноша. Идём, Лилиан, я уже отдохнула.
Леди Тревлин отпустила Поля красивым жестом, взяла дочь за руку и повела её в дом. Поль, будто забыв про Эстер, долго смотрел им вслед. А Эстер сказала довольно резко:
- Молодой человек, надо было раньше благодарить миледи, а не пялиться на неё, когда уже поздно. Если ты идёшь к Парксу, то пойдём, иначе я уйду одна.
Поль совершенно не испугался и спокойно проследовал за ней.
- Там, где вы меня нашли… там ведь семейная усыпальница недалеко? – внезапно спросил он на ходу.
- Да. Кстати, ты мне напомнил – как ты зашел к нам и почему спал вместо того, чтобы сразу передать послание?
- Я перелез через забор и хотел отдохнуть, прежде чем идти наниматься, - честно ответил Поль и виновато улыбнулся.
- Ты, я вижу, проделал долгий путь. Откуда ты?
- Из Лондона.
- Боже мой! Это ж пятьдесят миль!
- Да, башмаки обтрепались, но идти было легко, ведь сейчас лето.
- Но, мальчик мой, почему же ты шёл пешком? У тебя нет денег?
- Есть, и много, но зачем тратиться на экипажи, если меня ноги ещё держат? А я два дня погулял и сэкономил на что-нибудь более полезное.
- Прекрасно, - одобрительно кивнула Эстер. – Если ты и в самом деле таков, ты здесь быстро устроишься, а я помогу. Просто я ненавижу лентяев, а их сейчас много.
- Спасибо. Вы приняли меня по-доброму, и я отплачу вам. Скажите, миледи - нездорова?
- Да, с тех пор, как умер сэр Ричард.
- Давно это было?
- Десять лет назад… или больше.
- И сейчас в роду нет ни одного юного джентльмена?
- Нет, Лилиан – единственная наследница. Дай ей Бог счастья, прелестная девочка.
- Я бы сказал, не девочка, а гордая маленькая леди.
- Может быть, может быть. Во всей Англии нет благородней рода Тревлинов, и Лилиан получит в наследство целое состояние.
Они прошли через ворота, над которыми был вырезан сокол и слова МНЕ – МОЁ. Внезапно Поль показал на картинку и спросил:
- Это герб рода Тревлинов?
- Да. А зачем тебе?
- Так, из любопытства. Я немного знаю геральдику и часто рисую такие вещи просто для себя. За границей можно научиться ещё и не тому, - добавил он, увидев, как удивилась Эстер.
- Ну, здесь у тебя не будет времени рисовать. Входи и представься управляющему, и мой тебе совет, не задавай ему вопросов – всё равно не ответит.
- Я редко задаю вопросы мужчинам – они не любят болтать, - Поль наклонил голову, странно улыбнулся и вошёл в домик управляющего.
«Да уж, непростой парень, даже скользкий. Я глаз с него не спущу, ведь миледи думает только о Лилиан, а та – только о себе. Чем-то он берёт людей и знает, как к ним подольститься. Хотя… может, это и хорошо. Он одинок, бедняга, без лести таким прожить трудно».
С этими мыслями Эстер удалилась в дом, а Поль остался заслуживать доверие Паркса, в чём и преуспел, потому что вёл себя совершенно не так, как со служанкой.
В этот вечер, оставшись один в своей комнате, Поль написал длинное письмо на итальянском языке. В нём он подробно рассказал обо всём, что случилось за день, приложил к письму нарисованные герб и девиз, написал на конверте «Отцу Космо Кармела, Генуя» и лёг спать. В кровати он тяжело вздохнул и мрачно прошептал:
- Всё будет хорошо. Сердце моё не смягчится от жалости, и я обязательно сдержу своё слово. Бедная девочка, лучше б я её никогда не видел!
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Вторник, 26.02.2013, 15:39 | Сообщение # 4 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Chapter II
PAUL
"Come, child, the dew is falling, and it is time we went in."
"No, no, Mamma is not rested yet, so I may run down to the spring if I like." And Lillian, as willful as winsome, vanished among the tall ferns where deer couched and rabbits hid.
Hester leisurely followed, looking as unchanged as if a day instead of twelve years had passed since her arms received the little mistress, who now ruled her like a tyrant. She had taken but a few steps when the child came flying back, exclaiming in an excited tone, "Oh, come quick! There's a man there, a dead man. I saw him and I'm frightened!"
"Nonsense, child, it's one of the keepers asleep, or some stroller who has no business here. Take my hand and we'll see who it is."
Somewhat reassured, Lillian led her nurse to one of the old oaks beside the path, and pointed to a figure lying half hidden in the fern. A slender, swarthy boy of sixteen, with curly black hair, dark brows, and thick lashes, a singularly stern mouth, and a general expression of strength and pride, which added character to his boyish face and dignified his poverty. His dress betrayed that, being dusty and threadbare, his shoes much worn, and his possessions contained in the little bundle on which he pillowed his head. He was sleeping like one quite spent with weariness, and never stirred, though Hester bent away the ferns and examined him closely.
"He's not dead, my deary; he's asleep, poor lad, worn out with his day's tramp, I dare say." "I'm glad he's alive, and I wish he'd wake up. He's a pretty boy, isn't he? See what nice hands he's got, and his hair is more curly than mine. Make him open his eyes, Hester," commanded the little lady, whose fear had given place to interest.
"Hush, he's stirring. I wonder how he got in, and what he wants," whispered Hester.
"I'll ask him," and before her nurse could arrest her, Lillian drew a tall fern softly over the sleeper's face, laughing aloud as she did so.
The boy woke at the sound, and without stirring lay looking up at the lovely little face bent over him, as if still in a dream.
"Bella cara," he said, in a musical voice. Then, as the child drew back abashed at the glance of his large, bright eyes, he seemed to wake entirely and, springing to his feet, looked at Hester with a quick, searching glance. Something in his face and air caused the woman to soften her tone a little, as she said gravely, "Did you wish to see any one at the Hall?"
"Yes. Is Lady Trevlyn here?" was the boy's answer, as he stood cap in hand, with the smile fading already from his face.
"She is, but unless your business is very urgent you had better see Parks, the keeper; we don't trouble my lady with trifles."
"I've a note for her from Colonel Daventry; and as it is not a trifle, I'll deliver it myself, if you please."
Hester hesitated an instant, but Lillian cried out, "Mamma is close by, come and see her," and led the way, beckoning as she ran.
The lad followed with a composed air, and Hester brought up the rear, taking notes as she went with a woman's keen eye.
Lady Trevlyn, a beautiful, pale woman, delicate in health and melancholy in spirit, sat on a rustic seat with a book in her hand; not reading, but musing with an absent mind. As the child approached, she held out her hand to welcome her, but neither smiled nor spoke.
"Mamma, here is a—a person to see you," cried Lillian, rather at a loss how to designate the stranger, whose height and gravity now awed her.
"A note from Colonel Daventry, my lady," and with a bow the boy delivered the missive.
Scarcely glancing at him, she opened it and read:
My Dear Friend,
The bearer of this, Paul Jex, has been with me some months and has served me well. I brought him from Paris, but he is English born, and, though friendless, prefers to remain here, even after we leave, as we do in a week. When I last saw you you mentioned wanting a lad to help in the garden; Paul is accustomed to that employment, though my wife used him as a sort of page in the house. Hoping you may be able to give him shelter, I venture to send him. He is honest, capable, and trustworthy in all respects. Pray try him, and oblige,
Yours sincerely,
J. R. Daventry
"The place is still vacant, and I shall be very glad to give it to you, if you incline to take it," said Lady Trevlyn, lifting her eyes from the note and scanning the boy's face.
"I do, madam," he answered respectfully.
"The colonel says you are English," added the lady, in a tone of surprise.
The boy smiled, showing a faultless set of teeth, as he replied, "I am, my lady, though just now I may not look it, being much tanned and very dusty. My father was an Englishman, but I've lived abroad a good deal since he died, and got foreign ways, perhaps."
As he spoke without any accent, and looked full in her face with a pair of honest blue eyes under the dark lashes, Lady Trevlyn's momentary doubt vanished.
"Your age, Paul?"
"Sixteen, my lady."
"You understand gardening?"
"Yes, my lady."
"And what else?"
"I can break horses, serve at table, do errands, read aloud, ride after a young lady as groom, illuminate on parchment, train flowers, and make myself useful in any way."
The tone, half modest, half eager, in which the boy spoke, as well as the odd list of his accomplishments, brought a smile to Lady Trevlyn's lips, and the general air of the lad prepossessed her.
"I want Lillian to ride soon, and Roger is rather old for an escort to such a little horsewoman. Don't you think we might try Paul?" she said, turning to Hester.
The woman gravely eyed the lad from head to foot, and shook her head, but an imploring little gesture and a glance of the handsome eyes softened her heart in spite of herself.
"Yes, my lady, if he does well about the place, and Parks thinks he's steady enough, we might try it by-and-by."
Lillian clapped her hands and, drawing nearer, exclaimed confidingly, as she looked up at her new groom, "I know he'll do, Mamma. I like him very much, and I hope you'll let him train my pony for me. Will you, Paul?"
"Yes."
As he spoke very low and hastily, the boy looked away from the eager little face before him, and a sudden flush of color crossed his dark cheek.
Hester saw it and said within herself, "That boy has good blood in his veins. He's no clodhopper's son, I can tell by his hands and feet, his air and walk. Poor lad, it's hard for him, I'll warrant, but he's not too proud for honest work, and I like that."
"You may stay, Paul, and we will try you for a month. Hester, take him to Parks and see that he is made comfortable. Tomorrow we will see what he can do. Come, darling, I am rested now."
As she spoke, Lady Trevlyn dismissed the boy with a gracious gesture and led her little daughter away. Paul stood watching her, as if forgetful of his companion, till she said, rather tartly, "Young man, you'd better have thanked my lady while she was here than stare after her now it's too late. If you want to see Parks, you'd best come, for I'm going."
"Is that the family tomb yonder, where you found me asleep?" was the unexpected reply to her speech, as the boy quietly followed her, not at all daunted by her manner.
"Yes, and that reminds me to ask how you got in, and why you were napping there, instead of doing your errand properly?"
"I leaped the fence and stopped to rest before presenting myself, Miss Hester" was the cool answer, accompanied by a short laugh as he confessed his trespass.
"You look as if you'd had a long walk; where are you from?"
"London."
"Bless the boy! It's fifty miles away."
"So my shoes show; but it's a pleasant trip in summer time."
"But why did you walk, child! Had you no money?"
"Plenty, but not for wasting on coaches, when my own stout legs could carry me. I took a two days' holiday and saved my money for better things."
"I like that," said Hester, with an approving nod. "You'll get on, my lad, if that's your way, and I'll lend a hand, for laziness is my abomination, and one sees plenty nowadays."
"Thank you. That's friendly, and I'll prove that I am grateful. Please tell me, is my lady ill?"
"Always delicate since Sir Richard died."
"How long ago was that?"
"Ten years or more."
"Are there no young gentlemen in the family?"
"No, Miss Lillian is an only child, and a sweet one, bless her!"
"A proud little lady, I should say."
"And well she may be, for there's no better blood in England than the Trevlyns, and she's heiress to a noble fortune."
"Is that the Trevlyn coat of arms?" asked the boy abruptly, pointing to a stone falcon with the motto ME AND MINE carved over the gate through which they were passing.
"Yes. Why do you ask?"
"Mere curiosity; I know something of heraldry and often paint these things for my own pleasure. One learns odd amusements abroad," he added, seeing an expression of surprise on the woman's face.
"You'll have little time for such matters here. Come in and report yourself to the keeper, and if you'll take my advice ask no questions of him, for you'll get no answers."
"I seldom ask questions of men, as they are not fond of gossip." And the boy nodded with a smile of mischievous significance as he entered the keeper's lodge.
A sharp lad and a saucy, if he likes. I'll keep my eye on him, for my lady takes no more thought of such things than a child, and Lillian cares for nothing but her own will. He has a taking way with him, though, and knows how to flatter. It's well he does, poor lad, for life's a hard matter to a friendless soul like him.
As she thought these thoughts Hester went on to the house, leaving Paul to win the good graces of the keeper, which he speedily did by assuming an utterly different manner from that he had worn with the woman.
That night, when the boy was alone in his own room, he wrote a long letter in Italian describing the events of the day, enclosed a sketch of the falcon and motto, directed it to "Father Cosmo Carmela, Genoa," and lay down to sleep, muttering, with a grim look and a heavy sigh, "So far so well; I'll not let my heart be softened by pity, or my purpose change till my promise is kept. Pretty child, I wish I had never seen her!"
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Вторник, 26.02.2013, 15:43 | Сообщение # 5 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Главы очень большие, не помещаются. Сейчас что-нибудь соображу.
Да что ж такое-то? ПДФ сделала, все равно не крепится. Размер меньше 500... Вот же я криворукая.
Короче, дальше - по требованию. Выложу тогда на сторонний сервер.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
Сообщение отредактировал Alena - Вторник, 26.02.2013, 16:40 |
| |
| |
| Ani | Дата: Среда, 27.02.2013, 12:39 | Сообщение # 6 |
 Собеседник Века
Группа: Модераторы
Сообщений: 316
Статус: Offline
| Цитата (Alena) Боевой, боевой род, и всё же, несмотря ни на что, он мне нравится.
не сильна я в теории, но вот тут откровенное несоответствие выпирает. что плохого в боевом роде? у нас это слово имеет скорее положительную коннотацию. "боевой парень растёт!" - явная похвала. другое решение надо искать, имхо. что-нибудь типа "да, в твоём роду - сплошь бесстрашные воины, хотя некоторые их деяния поистине ужасают". это просто навскидку 
и почему род дикий? нет, в оригинале wild, но дикари и отважные рыцари как-то не очень сочетаются. "дикий" - это ближе к пушкинским "Цыганам". Помните? "Мы дики, нет у нас законов"  Как раз тот случай. Попирает семейка законы самым наглым образом. Кровосмешением занимается по причине безудержной гордыни.
Цитата (Alena) Надеюсь, что он выживет и прекрасным цветением окажет тебе честь.
Кто выживет? Цветок? То есть она сама? Неа, не согласна. Здесь тонко очень. Типа, он прижился и для него за счастье одаривать тебя своим благуханием (опять-таки, навскидку. не судите строго. надеюсь, Pathfinder с мылом не прибежит )
Цитата (Alena) губы его побледнели и высохли.
Высохли - откровенный перебор. Низзя
Цитата (Alena) Она задрожала, побледнела, и со сжатыми в страхе зубами начала клониться вниз.
Зубы эти портят всю малину. и наверное, оседать, а не клониться вниз
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Среда, 27.02.2013, 13:01 | Сообщение # 7 |
 Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 456
Статус: Offline
| Заинтригована. Жду продолжения!
Your brain works faster than you think.
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 13:51 | Сообщение # 8 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Ani, спасибо за комментарии. Надо будет отредактировать у себя. Но я и не считаю это полностью серьёзной работой, скорее некой проверкой тогдашних знаний. Эх, какая же я тогда была смелая... сейчас бы за Олкотт не взялась.
Глава 3. Тайные дела.
Через неделю Поль стал своим для всего дома. Даже проницательная Эстер радовалась ему и признавала, что Лилиан намного лучше гулять в компании юного слуги. До сих пор девочке не приходилось играть с другими детьми: так пожелала миледи. Поэтому для Лилиан Поль стал новой интересной игрушкой. Девочка считала его своей вещью, и скоро юноша больше работал в доме, чем в саду. Миледи не устояла перед настойчивыми просьбами дочери, и Поля приставили к юной леди лакеем. Юноша вёл себя уважительно и быстро исполнял приказы. Он никогда не забывал своего места, но всё равно как-то смог угодить каждому и заслужить всеобщее доверие.
Миледи относилась к нему с удивительным интересом, а Лилиан открыто хвалила юного лакея и явно привязалась к нему. Эстер льстило, что Поль рассказал о себе только ей, и только у неё попросил совета и помощи. Она так и думала: юноша был сыном благородного человека, но судьба отняла у него дом, родителей и друзей и бросила в жестокий мир бороться за место под солнцем. Эта история тронула Эстер, и она зауважала Поля за смелость и мужество. Много лет назад служанка потеряла сына, и теперь её сердце обратилось к мальчику, лишённому материнской ласки. Немного стесняясь показывать всем свою нежность, Эстер при других по-прежнему говорила с Полем строго, но, когда они оставались вдвоём, обращалась к нему удивительно мягко и сердечно принимала его знаки внимания.
***
- Поль, иди сюда, я хочу поговорить с тобой, - позвала миледи, выглянув из высокого окна библиотеки.
Отложив садовые ножницы, которыми он обрезал виноград, Поль пришёл в библиотеку и встревоженно взглянул на леди Тревлин – сегодня заканчивался месяц испытания. Хозяйка успокаивающе улыбнулась.
- Не бойся. Если хочешь, можешь остаться у нас навсегда. Лилиан довольна тобой, и я тоже.
- Спасибо, миледи, - и в его опущенных глазах появился странный взгляд, в котором соединились гордость и боль.
- Тогда решено. А теперь слушай, зачем я тебя звала. Ты говорил, что умеешь обновлять пергаменты. Сможешь ли ты восстановить для меня одну старую книгу?
Она подала ему древний фолиант, который читал сэр Ричард в день своей смерти. Фолиант много лет лежал забытый в сыром тёмном углу, но однажды миледи нашла его и, несмотря на печальные воспоминания, захотела сохранить хотя бы ради страшного пророчества. Поль внимательно осмотрел книгу, несколько раз повернул её в руках, и вдруг она открылась на той самой странице, которую сэр Ричард читал чаще всего. Поль быстро взглянул на страницу, и глаза у него засияли. Он быстро повернулся, будто бы к свету, а на самом деле, чтобы скрыть внезапную радость. Потом ответил, искусно притворяясь спокойным:
- Хорошо, миледи, я заново раскрашу сам пергамент и обведу чёрным выцветший текст на староанглийском языке. Я люблю такую работу, и с удовольствием исполню вашу просьбу.
- Давай, только будь с этой книгой очень осторожен. Купи всё, что нужно, и назови свою цену.
- Нет, миледи, мне уже заплатили… - начал Поль и осёкся.
- Как так, - удивилась хозяйка.
Поль на мгновение смутился, но тут же ответил, залившись румянцем:
- Вы были добры ко мне, и я рад, что хоть как-то могу отблагодарить вас.
- Оставь, оставь. Ладно, восстанови книгу, а о награде подумаем после, - миледи улыбнулась и вышла из библиотеки.
Лишь только за ней закрылась дверь, Поль совершенно переменился. Он погрозил в сторону двери кулаком, затем подбросил книгу, и, поймав её с криком «Ура!», вновь открыл на старой странице и перечитал непонятное стихотворение.
- Вот ещё одно доказательство, - прошептал он. – Работа движется, отец Космо, и, хотя я всего лишь мальчишка, я обязательно сдержу своё слово!
- Какое ты там слово сдержишь? – внезапно спросили за спиной. Поль тут же взял себя в руки.
- Я дал слово миледи, что восстановлю эту книгу, миссис Эстер.
- Ах, та самая книга, что мой покойный хозяин читал последней… Я её вроде спрятала, но миледи всё равно нашла, - Эстер тяжело вздохнула.
- И в тот день он внезапно умер?
- Да, мой мальчик. Когда я зашла сюда, сэр Ричард был уже при смерти. Перед ним лежал лист с письмом к миледи, на котором ещё не высохли чернила. Вообще, загадочная и грустная история.
- Расскажите. Я люблю грустные истории и потом, я уже чувствую, что сам принадлежу к роду Тревлинов и поддерживаю его, словно верный вассал. Вы, верно, сейчас будете сметать с книг пыль, а я – счищать грязь с древнего переплёта. И, пока мы оба заняты делом, расскажите, пожалуйста, эту историю, миссис Эстер!
Служанка сперва покачала головой, но Поль смотрел на неё с мольбой и продолжал просить. Эстер сдалась, и рассказала даже больше, чем хотела, потому что любила поговорить и, кроме того, считала Поля почти своим сыном.
- А что было в письме? – спросил Поль, когда она замолчала.
- Об этом знает только миледи.
- Она сожгла его?
- Я считала, что да. Но однажды один из законников начал надоедать мне вопросами, ну, и пришлось спросить миледи. Тогда ей было нехорошо, но она всё же ответила со взглядом, который нельзя забыть: «Нет, я не сожгла письмо, но его никто никогда не увидит». Больше спрашивать я не посмела. Похоже, что она держит его где-то в безопасном месте, и легко найдёт, если будет нужно. Думаю, в письме было что-то очень личное.
- А незнакомец?
- Ох, исчез так же странно, как пришёл, и больше его не видели. Странное дело, мальчик мой. Ты только смотри, не говори об этом никому.
- Не бойтесь, болтать не буду, - Поль склонился над книгой и, натирая медную застёжку, незаметно улыбнулся.
На следующий день Лилиан нашла Поля в дальнем углу сада. Юноша делал что-то любопытное.
- Что это ты делаешь из кусочка белого воска? – спросила девочка.
Поль быстро смял работу, стер с лица внезапное раздражение, и снова начал что-то лепить.
- Я делаю для вас оленёнка, мисс Лилиан, - ответил он как ни в чём не бывало. – Смотрите, какой уже получился кролик, а скоро будет и лань.
- Какая прелесть! Ты так много умеешь делать и всегда помнишь, что я люблю всё новое! Значит, ты сегодня утром за воском ездил?
- Да, мисс Лилиан. И по ходу дела объездил вашего пони. Хотите попробовать слепить что-нибудь? Это очень просто.
Девочка попробовала… и на несколько дней лепка стала её любимой игрой. Потом Лилиан надоело, и Поль, с непонятной улыбкой выбросив сломанные поделки, придумал ей новое развлечение.
***
Chapter III
SECRET SERVICE
In a week Paul was a favorite with the household; even prudent Hester felt the charm of his presence, and owned that Lillian was happier for a young companion in her walks. Hitherto the child had led a solitary life, with no playmates of her own age, such being the will of my lady; therefore she welcomed Paul as a new and delightful amusement, considering him her private property and soon transferring his duties from the garden to the house. Satisfied of his merits, my lady yielded to Lillian's demands, and Paul was installed as page to the young lady. Always respectful and obedient, he never forgot his place, yet seemed unconsciously to influence all who approached him, and win the goodwill of everyone.
My lady showed unusual interest in the lad, and Lillian openly displayed her admiration for his accomplishments and her affection for her devoted young servitor. Hester was much flattered by the confidence he reposed in her, for to her alone did he tell his story, and of her alone asked advice and comfort in his various small straits. It was as she suspected: Paul was a gentleman's son, but misfortune had robbed him of home, friends, and parents, and thrown him upon the world to shift for himself. This sad story touched the woman's heart, and the boy's manly spirit won respect. She had lost a son years ago, and her empty heart yearned over the motherless lad. Ashamed to confess the tender feeling, she wore her usual severe manner to him in public, but in private softened wonderfully and enjoyed the boy's regard heartily.
"Paul, come in. I want to speak with you a moment," said my lady, from the long window of the library to the boy who was training vines outside.
Dropping his tools and pulling off his hat, Paul obeyed, looking a little anxious, for the month of trial expired that day. Lady Trevlyn saw and answered the look with a gracious smile.
"Have no fears. You are to stay if you will, for Lillian is happy and I am satisfied with you."
"Thank you, my lady." And an odd glance of mingled pride and pain shone in the boy's downcast eyes.
"That is settled, then. Now let me say what I called you in for. You spoke of being able to illuminate on parchment. Can you restore this old book for me?"
She put into his hand the ancient volume Sir Richard had been reading the day he died. It had lain neglected in a damp nook for years till my lady discovered it, and, sad as were the associations connected with it, she desired to preserve it for the sake of the weird prophecy if nothing else. Paul examined it, and as he turned it to and fro in his hands it opened at the page oftenest read by its late master. His eye kindled as he looked, and with a quick gesture he turned as if toward the light, in truth to hide the flash of triumph that passed across his face. Carefully controlling his voice, he answered in a moment, as he looked up, quite composed, "Yes, my lady, I can retouch the faded colors on these margins and darken the pale ink of the Old English text. I like the work, and will gladly do it if you like."
"Do it, then, but be very careful of the book while in your hands. Provide what is needful, and name your own price for the work," said his mistress.
"Nay, my lady, I am already paid—"
"How so?" she asked, surprised.
Paul had spoken hastily, and for an instant looked embarrassed, but answered with a sudden flush on his dark cheeks, "You have been kind to me, and I am glad to show my, gratitude in any way, my lady."
"Let that pass, my boy. Do this little service for me and we will see about the recompense afterward." And with a smile Lady Trevlyn left him to begin his work.
The moment the door closed behind her a total change passed over Paul. He shook his clenched hand after her with a gesture of menace, then tossed up the old book and caught it with an exclamation of delight, as he reopened it at the worn page and reread the inexplicable verse.
"Another proof, another proof! The work goes bravely on, Father Cosmo; and boy as I am, I'll keep my word in spite of everything," he muttered.
"What is that you'll keep, lad?" said a voice behind him.
"I'll keep my word to my lady, and do my best to restore this book, Mrs. Hester," he answered, quickly recovering himself.
"Ah, that's the last book poor Master read. I hid it away, but my lady found it in spite of me," said Hester, with a doleful sigh.
"Did he die suddenly, then?" asked the boy.
"Dear heart, yes; I found him dying in this room with the ink scarce dry on the letter he left for my lady. A mysterious business and a sad one."
"Tell me about it. I like sad stories, and I already feel as if I belonged to the family, a loyal retainer as in the old times. While you dust the books and I rub the mold off this old cover, tell me the tale, please, Mrs. Hester."
She shook her head, but yielded to the persuasive look and tone of the boy, telling the story more fully than she intended, for she loved talking and had come to regard Paul as her own, almost.
"And the letter? What was in it?" asked the boy, as she paused at the catastrophe.
"No one ever knew but my lady."
"She destroyed it, then?"
"I thought so, till a long time afterward, one of the lawyers came pestering me with questions, and made me ask her. She was ill at the time, but answered with a look I shall never forget, 'No, it's not burnt, but no one shall ever see it.' I dared ask no more, but I fancy she has it safe somewhere and if it's ever needed she'll bring it out. It was only some private matters, I fancy."
"And the stranger?"
"Oh, he vanished as oddly as he came, and has never been found. A strange story, lad. Keep silent, and let it rest."
"No fear of my tattling," and the boy smiled curiously to himself as he bent over the book, polishing the brassbound cover.
"What are you doing with that pretty white wax?" asked Lillian the next day, as she came upon Paul in a quiet corner of the garden and found him absorbed in some mysterious occupation.
With a quick gesture he destroyed his work, and, banishing a momentary expression of annoyance, he answered in his accustomed tone as he began to work anew, "I am molding a little deer for you, Miss Lillian. See, here is a rabbit already done, and I'll soon have a stag also."
"It's very pretty! How many nice things you can do, and how kind you are to think of my liking something new. Was this wax what you went to get this morning when you rode away so early?" asked the child.
"Yes, Miss Lillian. I was ordered to exercise your pony and I made him useful as well. Would you like to try this? It's very easy."
Lillian was charmed, and for several days wax modeling was her favorite play. Then she tired of it, and Paul invented a new amusement, smiling his inexplicable smile as he threw away the broken toys of wax.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
Сообщение отредактировал Alena - Среда, 27.02.2013, 13:54 |
| |
| |
| Chukcha | Дата: Среда, 27.02.2013, 13:53 | Сообщение # 9 |
 Птица Говорун
Группа: Модераторы
Сообщений: 92
Статус: Offline
| девочка уже есть
мальчика ждут однако
чукча плавал, чукча знает
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 13:56 | Сообщение # 10 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| На следующей неделе, когда утром Поль проходил мимо Эстер, та заботливо сказала:
- Ты стал худым и бледным, милый мой. Постоянно ведь сидишь допоздна. Впредь ложись спать пораньше.
Поль обернулся.
- А откуда вы знаете, что я сижу допоздна?
- Миледи недавно никак не могла заснуть, пришлось с ней сидеть. Ночью иду к себе и вижу, что у тебя в комнате горит лампа. И вчера тоже. Я подошла к твоей двери, хотела поговорить, но раздумала – вдруг помешаю. Но всё-таки, не надо бы тебе сидеть так поздно.
- Я скоро закончу восстанавливать книгу, и тогда смогу ложиться раньше. Надеюсь, я вам не мешаю. Иногда приходится растирать краски, я, наверно, слишком шумлю, - Поль внимательно смотрел на Эстер, но та, похоже, не обратила внимания и пошла по своим делам, бормоча себе под нос:
- А, вот, значит, что это за странный звук… Нет, ты мне не мешаешь. Растирай свои краски сколько угодно, да заканчивай поскорее…
Как только она ушла, с лица Поля тут же исчезла тревога.
- Уф, поверила. Хорошо, что я запер дверь, - и он облегчённо вздохнул.
Лампа у него в комнате гореть перестала, и Эстер успокоилась, но вскоре ей опять пришлось поволноваться. Однажды, когда она по широкому коридору шла к себе, то увидела, как в одном из узеньких коридорчиков-ответвлений пробегает чёрная длинная тень. Эстер на мгновенье застыла, потом, набравшись смелости, бесшумно пошла следом. Но тень исчезла в тёмном главном зале.
«Если в доме есть привидение, то это оно. Но у нас никогда привидений не было, так что… что-то здесь не так. Пойду позову Поля, скорее всего, он сейчас не спит. Он храбрый и рассудительный мальчик, вместе мы тихо обыщем дом».
Напрасно пытаясь храбриться, Эстер постучалась к Полю. Ей не ответили, и служанка, увидев, что дверь не заперта, влетела в комнату так быстро, что случайно затушила свечу в лампе. «Вот тетеря!» - мысленно отругала себя Эстер, тихонько подошла к кровати, открыла полог и протянула руку… но в постели никого не было. Эстер пошарила рукой по узкой кровати и задрожала от страха. Потом, стоя в тени полога, быстро оглядела комнату, освещённую лишь лунным светом.
«Боже мой, что же он делает! Ведь это его я видела…» - но вдруг ей послышались тихие шаги. Кто-то приближался к двери. Эстер быстро спряталась за кроватью, и в тот же миг в комнату вошел Поль, бледный, как привидение, с растрёпанными волосами и в плаще, наброшенном на плечи. Он тут же сбросил плащ, лёг в постель и сразу засопел.
Немного придя в себя, Эстер потрясла юношу за плечо.
- А? Что? – он сел в кровати и сонно посмотрел по сторонам.
- Тихо, тихо... Давай по-честному, зачем ты шатаешься по дому в такое время и в таком наряде?
Поль дёрнулся из-под руки и удивлённо поднял голову.
- Ах, это вы, Эстер! – облегчённо рассмеялся он.
- Я, конечно, и хорошо, что я. Зайди сюда какая-нибудь девчонка, весь дом уже был бы на ногах. Что такого случилось, что ты встаёшь посреди ночи, надеваешь плащ и играешь в привидений?
- Встаю? Что вы, душа моя, я сплю уже два часа, десятый сон смотрю.
Эстер вновь зажгла лампу, и, строго глядя на Поля, рассказала обо всём, что увидела. Когда она закончила, юноша с минуту молчал, потом ответил полузлобно-полустыдливо:
- Ясно. Хорошо, что узнали только вы одна. Правда в том, Эстер, что я иногда хожу во сне. Я думал, что уже вылечился, но увы, недуг пришёл снова. Извините. Не тревожьтесь. Во сне я не делаю ничего плохого ни себе, ни другим. Просто тихо гуляю, потом снова возвращаюсь в постель. Я напугал вас?
- Немного, ну да ладно. Бедный мой, наверное, нужно, чтобы кто-нибудь сидел с тобой, или попросту запирать дверь. Ведь ходить так очень опасно, - встревоженно ответила Эстер.
- Это пройдёт. Скоро я совсем устану и буду спать спокойнее. Только, пожалуйста, никому не говорите, а то надо мной будут смеяться. Вы знаете – это ладно, вы мне всё равно почти как мать, и я благодарю вас от всего сердца!
Он с таким лицом протянул к ней руки, что Эстер не смогла устоять. Она вспомнила, что Поль – сирота, и, отодвинув рукой чёрные кудри, поцеловала юношу в лоб с поистине материнской теплотой.
- Спокойной ночи, мальчик мой. Я буду молчать, только дам тебе что-нибудь, что поможет спать крепче.
С этими словами Эстер вышла из комнаты. Она бы очень рассердилась, если бы увидела, как Поль сначала беззвучно трясётся от смеха, а потом громко хохочет до слёз.
"You are getting pale and thin, keeping such late hours, Paul. Go to bed, boy, go to bed, and get your sleep early," said Hester a week afterward, with a motherly air, as Paul passed her one morning.
"And how do you know I don't go to bed?" he asked, wheeling about.
"My lady has been restless lately, and I sit up with her till she sleeps. As I go to my room, I see your lamp burning, and last night I got as far as your door, meaning to speak to you, but didn't, thinking you'd take it amiss. But really you are the worse for late hours, child."
"I shall soon finish restoring the book, and then I'll sleep. I hope I don't disturb you. I have to grind my colors, and often make more noise than I mean to."
Paul fixed his eyes sharply on the woman as he spoke, but she seemed unconscious of it, and turned to go on, saying indifferently, "Oh, that's the odd sound, is it? No, it doesn't trouble me, so grind away, and make an end of it as soon as may be."
An anxious fold in the boy's forehead smoothed itself away as he left her, saying to himself with a sigh of relief, "A narrow escape; it's well I keep the door locked."
The boy's light burned no more after that, and Hester was content till a new worry came to trouble her. On her way to her room late one night, she saw a tall shadow flit down one of the side corridors that branched from the main one. For a moment she was startled, but, being a woman of courage, she followed noiselessly, till the shadow seemed to vanish in the gloom of the great hall.
"If the house ever owned a ghost I'd say that's it, but it never did, so I suspect some deviltry. I'll step to Paul. He's not asleep, I dare say. He's a brave and a sensible lad, and with him I'll quietly search the house."
Away she went, more nervous than she would own, and tapped at the boy's door. No one answered, and, seeing that it was ajar, Hester whisked in so hurriedly that her candle went out. With an impatient exclamation at her carelessness she glided to the bed, drew the curtain, and put forth her hand to touch the sleeper. The bed was empty. A disagreeable thrill shot through her, as she assured herself of the fact by groping along the narrow bed. Standing in the shadow of the curtain, she stared about the dusky room, in which objects were visible by the light of a new moon.
"Lord bless me, what is the boy about! I do believe it was him I saw in the—" She got no further in her mental exclamation for the sound of light approaching footsteps neared her. Slipping around the bed she waited in the shadow, and a moment after Paul appeared, looking pale and ghostly, with dark, disheveled hair, wide-open eyes, and a cloak thrown over his shoulders. Without a pause he flung it off, laid himself in bed, and seemed to sleep at once.
"Paul! Paul!" whispered Hester, shaking him, after a pause of astonishment at the whole proceeding.
"Hey, what is it?" And he sat up, looking drowsily about him.
"Come, come, no tricks, boy. What are you doing, trailing about the house at this hour and in such trim?"
"Why, Hester, is it you?" he exclaimed with a laugh, as he shook off her grip and looked up at her in surprise.
"Yes, and well it is me. If it had been any of those silly girls, the house would have been roused by this time. What mischief is afoot that you leave your bed and play ghost in this wild fashion?"
"Leave my bed! Why, my good soul, I haven't stirred, but have been dreaming with all my might these two hours. What do you mean, Hester?"
She told him as she relit her lamp, and stood eyeing him sharply the while. When she finished he was silent a minute, then said, looking half vexed and half ashamed, "I see how it is, and I'm glad you alone have found me out. I walk in my sleep sometimes, Hester, that's the truth. I thought I'd got over it, but it's come back, you see, and I'm sorry for it. Don't be troubled. I never do any mischief or come to any harm. I just take a quiet promenade and march back to bed again. Did I frighten you?"
"Just a trifle, but it's nothing. Poor lad, you'll have to have a bedfellow or be locked up; it's dangerous to go roaming about in this way," said Hester anxiously.
"It won't last long, for I'll get more tired and then I shall sleep sounder. Don't tell anyone, please, else they'll laugh at me, and that's not pleasant. I don't mind your knowing for you seem almost like a mother, and I thank you for it with all my heart."
He held out his hand with the look that was irresistible to Hester. Remembering only that he was a motherless boy, she stroked the curly hair off his forehead, and kissed him, with the thought of her own son warm at her heart.
"Good night, dear. I'll say nothing, but give you something that will ensure quiet sleep hereafter."
With that she left him, but would have been annoyed could she have seen the convulsion of boyish merriment which took possession of him when alone, for he laughed till the tears ran down his cheeks.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 13:59 | Сообщение # 11 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Глава 4. Пропажа.
Одним осенним утром Эстер и важный дворецкий Бедфорд стояли у дверей Тревлин-Холла и ждали, пока юная леди Лилиан выйдет из дома и отправится, как обычно, кататься на лошади.
- Славный он мальчик. Любая женщина гордилась бы таким сыном, - сказала Эстер.
- Да, парень ладный, - согласился дворецкий. – Однако он не похож на слугу, хотя роль грума ему необычайно подходит.
Поль стоял, держа за поводья белого пони для маленькой хозяйки. Бедфорд сказал правду – юноша был не похож на слугу, он вёл себя как джентльмен даже в одежде грума. Тёмно-синяя куртка с серебряными пуговицами, серебристая лента на шляпе, сапоги с белым верхом, блестящие шпоры, светлые перчатки и тугой ремень – всё было в полном порядке, всё красило Поля, и редкая наивная девушка, проходя мимо, не заглядывалась на его смуглое лицо, не краснела и не расплывалась в улыбке. Джентльмен Поль, как называли его остальные слуги, держался несколько особняком, но юношу всё равно любили, во многом за интересное прошлое – о нём намекнула людям Эстер.
Поль наклонился к белой лошадке, и, казалось, думал о чём-то своём, не видя наблюдателей, не слыша разговоров. Но вот из дома вышла Лилиан. Поль очнулся и, как заправский грум, подсадил девочку на пони и пустил свою лошадь следом. Когда дети выехали за ворота, Лилиан произнесла своим обычным командирским голосом:
- Езжай рядом со мной. Я хочу поговорить.
Поль послушался. За приятной болтовнёй дети не заметили, как перед ними появились ореховые кусты. Юноша наклонился в седле, набрал с земли горсть спелых орехов и протянул их Лилиан.
- Как мило! Давай отдохнём минутку, я поем орехов, а ты набери, пожалуйста, цветов для моей мамы. Я иногда рву для неё цветы в саду, но она больше любит дикие.
Поль набрал полную шляпу цветов, а потом держал для Лилиан новоявленную корзинку, пока девочка раскладывала в ней цветы так, как хотела.
- А тебе я тоже дам цветок. Ты будешь носить его в петлице, как все грумы в нашем Парке, – и Лилиан вставила в синюю куртку Поля красный мак.
Юноша взглянул на девочку с удивительной нежностью.
- Спасибо, мисс Лилиан. Я с огромной радостью буду носить ваш цветок, тем более, что у меня сегодня день рождения.
- Правда?! Значит, тебе уже семнадцать лет… Почти взрослый!
- Да, слава Богу, - прошептал Поль почти сам себе.
- Я тоже хочу вырасти. А мне скоро исполнится только тринадцать. Знаешь, ты такой хороший и добрый, поэтому я хочу тебе что-нибудь подарить. Проси чего хочешь.
Девочка так искренне протянула к Полю руку и так ласково на него посмотрела, что юноша не удержался. Забывшись, он, как иностранец, поцеловал протянутую руку и ответил, задыхаясь:
- Милая моя хозяюшка, я прошу у вас лишь милости… и прощения!
- Но они и так с тобой. Ладно, что-нибудь придумаю. А там что? – спросила Лилиан, взявшись за медальон, который выскочил у Поля из-за пазухи, когда он наклонился поцеловать девочке руку. Юноша рванул медальон назад и покраснел так густо, что Лилиан захихикала:
- Там твоя любимая! Бесси, моя горничная, как-то говорила Эстер, что ты точно кого-то любишь, потому что вообще не смотришь на девочек. Покажи мне её. Она красивая?
- Очень, - ответил Поль, но портрета не показал.
- И ты любишь её сильно-сильно? – заинтересовалась девочка.
- Конечно, - Поль опустил глаза.
- И ты, прямо как в старых песнях, отдашь за неё жизнь? – театрально спросила Лилиан.
- Да. Или отдам жизнь ей, что гораздо труднее.
- Ой, как хорошо, наверно, когда о тебе так заботятся – беспечно сказала девочка. – Интересно, меня кто-нибудь полюбит?
В ответ Поль пропел строки из песни Эстер:
Узнают все когда-нибудь
Любви бальзам и яд.
Голубки голубей найдут,
А девушки – ребят.
Юноша слегка приободрился, заметив, что Лилиан уже думает о другом. Но он ошибся.
- А ты женишься на этой своей любимой? – как-то странно спросила девочка.
- Может быть.
- Да уж не «может быть», а точно! – воскликнула Лилиан, быстро поняв, почему Поль отвёл взгляд и понизил голос.
- Она ещё очень маленькая, а значит, нужно подождать. Ещё неизвестно, что с нами будет.
- Она из благородных?
- Да, знатная юная леди, и я не женюсь на ней, только если погибну! – решительно ответил Поль и гордо поднял голову, несмотря на цветок в петлице – знак слуги. Лилиан даже немного испугалась и сказала смущённо:
- Но ведь ты – джентльмен, и пусть ты небогат, она всё равно за тебя выйдет…
- Откуда ты знаешь, кто я? – быстро спросил Поль.
- Ну, Эстер говорила, что ты не тот, кем кажешься, а однажды даже понадеялась, что получишь то, что принадлежит тебе по праву. Я потом спросила маму, она сказала, что будь ты из простолюдинов, она бы не разрешила тебе со мной играть. Это, вообще, тайна, но, кажется, мама хочет тебе помочь.
- Правда? – Поль усмехнулся так страшно, что Лилиан произнесла с укором:
- Я знаю, ты гордый, но всё же позволь нам помочь тебе. И мама порадуется, и мне будет с кем разделить свои деньги. У меня ведь нет брата.
- А ты хочешь брата или сестру? – Поль пытливо посмотрел ей в глаза.
- Конечно! Они бы любили меня, когда мама не может.
- И ты разделишь с ними то, чем сейчас владеешь одна?
- Ну… Я, конечно, страшно избалована, но если я полюблю кого-нибудь всей душой, я отдам ему что угодно. Прошу, поверь мне! – и Лилиан положила голову на плечо Поля. Юноша вдруг приобнял маленькую фигурку в седле, улыбнулся и ласково ответил:
- Я верю, милая, и теперь я счастлив!
Лилиан задрожала – уж очень смело Поль обнимал её и говорил. Юноша тут же убрал руку и добавил:
- Не бойтесь. Я равен вам, но пока я грум – я больше вас не обижу!
Некоторое время оба молчали. Поль смотрел вниз, а Лилиан – на собранные цветы. Она заговорила первой:
- Думаю, такой букет понравится маме, и она простит меня за то, что я натворила. Знаешь, я вчера заглянула в золотой медальон, который она носит на шее. Получилось так: мама спит, я сижу рядом. И вдруг она во сне вытаскивает медальон и бормочет о каком-то письме и о моём папе. Мне захотелось посмотреть на папино лицо. Я его никогда не видела, потому что большой портрет убрали из галереи. В общем, потом мама роняет медальон на грудь, я его открываю, - и нахожу внутри всего лишь ключ!
- Какой ключ? – оживился Поль.
- Да маленький, серебряный, как от пианино или от чёрного комода. А тут мама проснулась и так рассердилась!
- А от чего на самом деле ключ?
- Она сказала, что от шкатулки с драгоценностями. Но что это и где – я не знаю. Мама запретила об этом говорить, так что дальше спрашивать я побоялась. Бедная мама! Всегда я ей чем-то мешаю…
Лилиан тяжело вздохнула, связала цветы лентой и передала их Полю. И с ужасом увидела, как он переменился в лице.
- Какой ты стал мрачный и взрослый! Я сказала что-то не так?
- Нет-нет, мисс Лилиан. Я просто думаю.
- Тогда думай поменьше, а то сейчас у тебя на лбу глубокая складка, в глазах темнота, а на губах – жестокость. Странный ты, Поль. Только что веселился, как нормальный мальчик, а теперь вдруг посуровел, словно мужчина, у которого ещё куча дел.
- У меня и есть много дел, так что не удивляйтесь.
- Каких же?
- Я должен получить состояние и жениться на любимой.
Когда Поль помрачнел и заговорил таким тоном, Лилиан вдруг почудилось, что они поменялись ролями, что теперь служанка – она, а Поль – её господин. По возрасту она ещё не могла понять, почему так, но всё же юной диктаторше это понравилось, и когда Поль предложил вернуться домой, Лилиан подчинилась удивительно покорно.
Chapter IV
VANISHED
"He's a handsome lad, and one any woman might be proud to call her son," said Hester to Bedford, the stately butler, as they lingered at the hall door one autumn morning to watch their young lady's departure on her daily ride.
"You are right, Mrs. Hester, he's a fine lad, and yet he seems above his place, though he does look the very picture of a lady's groom," replied Bedford approvingly.
So he did, as he stood holding the white pony of his little mistress, for the boy gave an air to whatever he wore and looked like a gentleman even in his livery. The dark-blue coat with silver buttons, the silver band about his hat, his white-topped boots and bright spurs, spotless gloves, and tightly drawn belt were all in perfect order, all becoming, and his handsome, dark face caused many a susceptible maid to blush and simper as they passed him. "Gentleman Paul," as the servants called him, was rather lofty and reserved among his mates, but they liked him nonetheless, for Hester had dropped hints of his story and quite a little romance had sprung up about him. He stood leaning against the docile creature, sunk in thought, and quite unconscious of the watchers and whisperers close by. But as Lillian appeared he woke up, attended to his duties like a well-trained groom, and lingered over his task as if he liked it. Down the avenue he rode behind her, but as they turned into a shady lane Lillian beckoned, saying, in the imperious tone habitual to her, "Ride near me. I wish to talk."
Paul obeyed, and amused her with the chat she liked till they reached a hazel copse; here he drew rein, and, leaping down, gathered a handful of ripe nuts for her.
"How nice. Let us rest a minute here, and while I eat a few, please pull some of those flowers for Mamma. She likes a wild nosegay better than any I can bring her from the garden."
Lillian ate her nuts till Paul came to her with a hatful of late flowers and, standing by her, held the impromptu basket while she made up a bouquet to suit her taste.
"You shall have a posy, too; I like you to wear one in your buttonhole as the ladies' grooms do in the Park," said the child, settling a scarlet poppy in the blue coat.
"Thanks, Miss Lillian, I'll wear your colors with all my heart, especially today, for it is my birthday." And Paul looked up at the blooming little face with unusual softness in his keen blue eyes.
"Is it? Why, then, you're seventeen; almost a man, aren't you?"
"Yes, thank heaven," muttered the boy, half to himself.
"I wish I was as old. I shan't be in my teens till autumn. I must give you something, Paul, because I like you very much, and you are always doing kind things for me. What shall it be?" And the child held out her hand with a cordial look and gesture that touched the boy.
With one of the foreign fashions which sometimes appeared when he forgot himself, he kissed the small hand, saying impulsively, "My dear little mistress, I want nothing but your goodwill—and your forgiveness," he added, under his breath.
"You have that already, Paul, and I shall find something to add to it. But what is that?" And she laid hold of a little locket which had slipped into sight as Paul bent forward in his salute.
He thrust it back, coloring so deeply that the child observed it, and exclaimed, with a mischievous laugh, "It is your sweetheart, Paul. I heard Bessy, my maid, tell Hester she was sure you had one because you took no notice of them. Let me see it. Is she pretty?"
"Very pretty," answered the boy, without showing the picture.
"Do you like her very much?" questioned Lillian, getting interested in the little romance.
"Very much," and Paul's black eyelashes fell.
"Would you die for her, as they say in the old songs?" asked the girl, melodramatically.
"Yes, Miss Lillian, or live for her, which is harder."
"Dear me, how very nice it must be to have anyone care for one so much," said the child innocently. "I wonder if anybody ever will for me?"
"Love comes to all soon or late,
And maketh gay or sad;
For every bird will find its mate,
And every lass a lad,"
sang Paul, quoting one of Hester's songs, and looking relieved that Lillian's thoughts had strayed from him. But he was mistaken.
"Shall you marry this sweetheart of yours someday?" asked Lillian, turning to him with a curious yet wistful look.
"Perhaps."
"You look as if there was no 'perhaps' about it," said the child, quick to read the kindling of the eye and the change in the voice that accompanied the boy's reply.
"She is very young and I must wait, and while I wait many things may happen to part us."
"Is she a lady?"
"Yes, a wellborn, lovely little lady, and I'll marry her if I live." Paul spoke with a look of decision, and a proud lift of the head that contrasted curiously with the badge of servitude he wore.
Lillian felt this, and asked, with a sudden shyness coming over her, "But you are a gentleman, and so no one will mind even if you are not rich."
"How do you know what I am?" he asked quickly.
"I heard Hester tell the housekeeper that you were not what you seemed, and one day she hoped you'd get your right place again. I asked Mamma about it, and she said she would not let me be with you so much if you were not a fit companion for me. I was not to speak of it, but she means to be your friend and help you by-and-by."
"Does she?"
And the boy laughed an odd, short laugh that jarred on Lillian's ear and made her say reprovingly, "You are proud, I know, but you'll let us help you because we like to do it, and I have no brother to share my money with."
"Would you like one, or a sister?" asked Paul, looking straight into her face with his piercing eyes.
"Yes, indeed! I long for someone to be with me and love me, as Mamma can't."
"Would you be willing to share everything with another person—perhaps have to give them a great many things you like and now have all to yourself?"
"I think I should. I'm selfish, I know, because everyone pets and spoils me, but if I loved a person dearly I'd give up anything to them. Indeed I would, Paul, pray believe me."
She spoke earnestly, and leaned on his shoulder as if to enforce her words. The boy's arm stole around the little figure in the saddle, and a beautiful bright smile broke over his face as he answered warmly, "I do believe it, dear, and it makes me happy to hear you say so. Don't be afraid, I'm your equal, but I'll not forget that you are my little mistress till I can change from groom to gentleman."
He added the last sentence as he withdrew his arm, for Lillian had shrunk a little and blushed with surprise, not anger, at this first breach of respect on the part of her companion. Both were silent for a moment, Paul looking down and Lillian busy with her nosegay. She spoke first, assuming an air of satisfaction as she surveyed her work.
"That will please Mamma, I'm sure, and make her quite forget my naughty prank of yesterday. Do you know I offended her dreadfully by peeping into the gold case she wears on her neck? She was asleep and I was sitting by her. In her sleep she pulled it out and said something about a letter and Papa. I wanted to see Papa's face, for I never did, because the big picture of him is gone from the gallery where the others are, so I peeped into the case when she let it drop and was so disappointed to find nothing but a key."
"A key! What sort of a key?" cried Paul in an eager tone.
"Oh, a little silver one like the key of my piano, or the black cabinet. She woke and was very angry to find me meddling."
"What did it belong to?" asked Paul.
"Her treasure box, she said, but I don't know where or what that is, and I dare not ask any more, for she forbade my speaking to her about it. Poor Mamma! I'm always troubling her in some way or other."
With a penitent sigh, Lillian tied up her flowers and handed them to Paul to carry. As she did so, the change in his face struck her.
"How grim and old you look," she exclaimed. "Have I said anything that troubles you?"
"No, Miss Lillian. I'm only thinking."
"Then I wish you wouldn't think, for you get a great wrinkle in your forehead, your eyes grow almost black, and your mouth looks fierce. You are a very odd person, Paul; one minute as gay as any boy, and the next as grave and stern as a man with a deal of work to do."
"I have got a deal of work to do, so no wonder I look old and grim."
"What work, Paul?"
"To make my fortune and win my lady."
When Paul spoke in that tone and wore that look, Lillian felt as if they had changed places, and he was the master and she the servant. She wondered over this in her childish mind, but proud and willful as she was, she liked it, and obeyed him with unusual meekness when he suggested that it was time to return.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 14:00 | Сообщение # 12 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Юноша молча ехал за ней, а она поглядывала на него из-под полей шляпы и впервые изучала его задумчивое лицо. Иногда губы его беззвучно шевелились, чёрные брови сдвигались в линию, а один раз он даже прижал руку к сердцу, словно подумал о маленькой любимой с портрета.
«С ним что-то неладно. Вот бы он мне всё рассказал, я бы помогла ему. Как-нибудь всё-таки заставлю его показать картинку. Интересно, что там за девочка», - и Лилиан грустно вздохнула.
У дверей Тревлин-Холла Поль словно стряхнул с себя грусть и, помогая Лилиан сойти с лошади, смотрел на девочку с весёлой улыбкой. Лилиан же, напротив, вела себя задумчиво и важно. Она спокойно поблагодарила верного оруженосца и величаво прошла в дом. В своей пышной юбке она напоминала взрослую женщину.
Поль посмотрел ей вслед и прыснул. Потом вскочил на свою лошадь и галопом помчался на конюшню, словно не знал, как по-другому выразить какое-то чувство. Когда он вернулся, его окликнул Бедфорд.
- Парень, тут тебе письмо пришло откуда-то из Италии. С кем ты там знаком?
Поль быстро сказал «спасибо», схватил письмо и полетел к себе в комнату, там разорвал конверт и, прочитав первую строчку, рухнул на стул, словно от удара. Потом стал читать дальше, все больше бледнея, и наконец, крикнул в отчаянии:
- Как он в такое время мог умереть?!
Целый час Поль сидел с запертой дверью и задёрнутыми окнами и сосредоточенно размышлял. Везде валялись разбросанные бумаги – письма, заметки, планы, рисунки… Всё это Поль вынул из маленькой папки с замочком, которую всегда держал при себе. Он смотрел на бумаги, и на лице его вспыхивала то надежда, то отчаяние, то уверенность, то жалость. Он вытащил медальон, открыл его и долго смотрел сначала на маленькое колечко, потом на улыбающееся детское личико. В глазах Поля заблестели слёзы, и он нежно прошептал:
- Моя милая! Я никогда не забуду и не покину её. Время поможет мне, и на время я оставлю свою работу. Попробую ещё только раз - а потом улечу.
***
- Я ложусь спать, Эстер. Приготовь мне постель, а я пока прогуляюсь по коридору. Хочу подышать свежим воздухом.
Леди Тревлин закуталась в шаль и медленно пошла по длинному коридору, освещённому лишь бледной луной и красным огнём камина. В другом конце коридора был церемониальный зал, в котором лежал до похорон сэр Ричард. Сейчас туда не заходил никто – только Эстер иногда вытирала в зале пыль и на время открывала окна, да миледи проводила там каждую годовщину смерти мужа.
Коридор был тёмным и мрачным, поэтому леди Тревлин редко заходила дальше последнего окна. Но вдруг она увидела под дверью зала жёлтую полоску света. Миледи задрожала – она всегда хранила ключ у себя, и сегодня его никто не брал. Дрожа, она смотрела, как свет загородила чья-то нога, потом исчезла – словно кто-то беззвучно прошёл мимо двери. В мгновенном порыве миледи подскочила к дверной ручке, попыталась её повернуть и не смогла. Она услышала, как кто-то тихо задвигает ящик комода. Заглянув в замочную скважину, она увидела лишь темноту – очевидно, ключ оставили в замке. Миледи отшатнулась и побежала к себе в комнату, там взяла с трюмо свой ключ и, позвав за собой Эстер, вернулась в коридор.
- Что случилось? – встревоженно спросила служанка.
- Там, в зале… свет, шум… Быстрей! Вон там, под дверью, свет, видишь?
- Нет там света, - возразила Эстер.
Теперь и в самом деле не было. Миледи вставила ключ, и как ни странно, он повернулся, и открылась дверь в зал, пустой и тёмный. Эстер смело вошла. Пока заходила мелкими шажками хозяйка, Эстер уже обыскивала зал. Она заглянула за высокую решётку камина, потом наверх, в трубу, затем посмотрела в шкафу и под комодом из чёрного дерева, в котором хранились вещи сэра Ричарда. Не найдя даже мыши, Эстер с облегчением повернулась к миледи. Но та показала на кровать с тёмным бархатным пологом и прошептала:
- Ты забыла… Ещё там поищи…
Эстер не забыла, просто, несмотря на всё свое мужество и здравый смысл, не желала смотреть там, где в последний раз видела покойного хозяина. Она в глубине души считала, что свет и шум – лишь плоды больного воображения хозяйки, и обыскивала зал только чтобы её успокоить. Смерть сэра Ричарда до сих пор пугала всех, кто помнил о ней, и даже Эстер почему-то боялась этих стен. Нервно смеясь, она заглянула под кровать, потом отодвинула тяжёлый полог и мягко сказала:
- Ну вот видите, никого здесь нет…
Слова замерли у неё на губах. При свете свечи, рассеявшем мрак погребального ложа, перед женщинами появилось мёртвое бледное лицо, обрамлённое черными космами и бородой…
Леди Тревлин испустила крик, перебудивший весь дом, и рухнула бы на пол, но Эстер, быстро отпустив полог и отбросив свечу, успела подхватить хозяйку. С миледи на руках она выскочила из ужасного зала и заперла дверь.
Не прошло и минуты, как сбежались взволнованные слуги. Эстер, тщетно пытаясь привести хозяйку в чувство, быстро рассказала, что случилось, и, первой совладав с собой, приказала снова обыскать зал. Но слуги один за другим в страхе отходили назад. Наконец Эстер сердито скомандовала:
- Позовите Поля! У него в теле мальчишки бьется сердце воина!
- Мы его не видели! – крикнула Бесси, маленькая горничная Лилиан. – Ой! А вдруг это он решил подшутить над вами? На него не похоже, но всё-таки?
- Нет. Я лично заперла его в комнате. Он иногда ходит во сне и может испугать миледи. Ладно, пусть спит, а то опять начнётся… Бедфорд и Джеймс, за мной, я не боюсь ни шутников, ни привидений!
С испуганным всё же лицом Эстер вошла в страшный зал и решительно отдёрнула полог. В кровати никого не было – только на примятой подушке краснело пятно словно от крови. Эстер побледнела, схватила дворецкого за руку и в ужасе прошептала:
- Помнишь, в ту ночь, когда мы его клали в гроб, у него изо рта тоже упала капля крови… Здесь был сэр Ричард!
- Мадам, не надо! – вскрикнул Бедфорд, попятившись к двери. – Ведь теперь никто не сможет спокойно спать!
Да-а, - мрачно протянула Эстер. – Больше тут искать нечего. Вы двое, идите отсюда, да молчите о том, что видели.
Она проверила, плотно ли закрыты окна, вышла из зала и вновь заперла его на ключ.
- Бедфорд, посиди до утра у дверей хозяйкиной комнаты. Миссис Прайс, помогите мне привести миледи в чувство. Думается мне, после такой ночи ей опять станет хуже. Всем остальным идти спать!
Наступило утро, а с ним и новые заботы. Дверь в комнату Поля была по-прежнему заперта, а стена под окном – абсолютно гладкая.
Сам Поль исчез.
As he rode silently beside her, she stole covert glances at him from under her wide hat brim, and studied his unconscious face as she had never done before. His lips moved now and then but uttered no audible sound, his black brows were knit, and once his hand went to his breast as if he thought of the little sweetheart whose picture lay there.
He's got a trouble. I wish he'd tell me and let me help him if I can. I'll make him show me that miniature someday, for I'm interested in that girl, thought Lillian with a pensive sigh.
As he held his hand for her little foot in dismounting her at the hall door, Paul seemed to have shaken off his grave mood, for he looked up and smiled at her with his blithest expression. But Lillian appeared to be the thoughtful one now and with an air of dignity, very pretty and becoming, thanked her young squire in a stately manner and swept into the house, looking tall and womanly in her flowing skirts.
Paul laughed as he glanced after her and, flinging himself onto his horse, rode away to the stables at a reckless pace, as if to work off some emotion for which he could find no other vent.
"Here's a letter for you, lad, all the way from some place in Italy. Who do you know there?" said Bedford, as the boy came back.
With a hasty "Thank you," Paul caught the letter and darted away to his own room, there to tear it open and, after reading a single line, to drop into a chair as if he had received a sudden blow. Growing paler and paler he read on, and when the letter fell from his hands he exclaimed, in a tone of despair, "How could he die at such a time!"
For an hour the boy sat thinking intently, with locked door, curtained window, and several papers strewn before him. Letters, memoranda, plans, drawings, and bits of parchment, all of which he took from a small locked portfolio always worn about him. Over these he pored with a face in which hope, despondency, resolve, and regret alternated rapidly. Taking the locket out he examined a ring which lay in one side, and the childish face which smiled on him from the other. His eyes filled as he locked and put it by, saying tenderly, "Dear little heart! I'll not forget or desert her whatever happens. Time must help me, and to time I must leave my work. One more attempt and then I'm off."
________________________________________
"I'll go to bed now, Hester; but while you get my things ready I'll take a turn in the corridor. The air will refresh me."
As she spoke, Lady Trevlyn drew her wrapper about her and paced softly down the long hall lighted only by fitful gleams of moonlight and the ruddy glow of the fire. At the far end was the state chamber, never used now, and never visited except by Hester, who occasionally went in to dust and air it, and my lady, who always passed the anniversary of Sir Richard's death alone there. The gallery was very dark, and she seldom went farther than the last window in her restless walks, but as she now approached she was startled to see a streak of yellow light under the door. She kept the key herself and neither she nor Hester had been there that day. A cold shiver passed over her for, as she looked, the shadow of a foot darkened the light for a moment and vanished as if someone had noiselessly passed. Obeying a sudden impulse, my lady sprang forward and tried to open the door. It was locked, but as her hand turned the silver knob a sound as if a drawer softly closed met her ear. She stooped to the keyhole but it was dark, a key evidently being in the lock. She drew back and flew to her room, snatched the key from her dressing table, and, bidding Hester follow, returned to the hall.
"What is it, my lady?" cried the woman, alarmed at the agitation of her mistress.
"A light, a sound, a shadow in the state chamber. Come quick!" cried Lady Trevlyn, adding, as she pointed to the door, "There, there, the light shines underneath. Do you see it?"
"No, my lady, it's dark," returned Hester.
It was, but never pausing my lady thrust in the key, and to her surprise it turned, the door flew open, and the dim, still room was before them. Hester boldly entered, and while her mistress slowly followed, she searched the room, looking behind the tall screen by the hearth, up the wide chimney, in the great wardrobe, and under the ebony cabinet, where all the relics of Sir Richard were kept. Nothing appeared, not even a mouse, and Hester turned to my lady with an air of relief. But her mistress pointed to the bed shrouded in dark velvet hangings, and whispered breathlessly, "You forgot to look there."
Hester had not forgotten, but in spite of her courage and good sense she shrank a little from looking at the spot where she had last seen her master's dead face. She believed the light and sound to be phantoms of my lady's distempered fancy, and searched merely to satisfy her. The mystery of Sir Richard's death still haunted the minds of all who remembered it, and even Hester felt a superstitious dread of that room. With a nervous laugh she looked under the bed and, drawing back the heavy curtains, said soothingly, "You see, my lady, there's nothing there."
But the words died on her lips, for, as the pale glimmer of the candle pierced the gloom of that funeral couch, both saw a face upon the pillow: a pale face framed in dark hair and beard, with closed eyes and the stony look the dead wear. A loud, long shriek that roused the house broke from Lady Trevlyn as she fell senseless at the bedside, and dropping both curtain and candle Hester caught up her mistress and fled from the haunted room, locking the door behind her.
In a moment a dozen servants were about them, and into their astonished ears Hester poured her story while vainly trying to restore her lady. Great was the dismay and intense the unwillingness of anyone to obey when Hester ordered the men to search the room again, for she was the first to regain her self-possession.
"Where's Paul? He's the heart of a man, boy though he is," she said angrily as the men hung back.
"He's not here. Lord! Maybe it was him a-playing tricks, though it ain't like him," cried Bessy, Lillian's little maid.
"No, it can't be him, for I locked him in myself. He walks in his sleep sometimes, and I was afraid he'd startle my lady. Let him sleep; this would only excite him and set him to marching again. Follow me, Bedford and James, I'm not afraid of ghosts or rogues."
With a face that belied her words Hester led the way to the awful room, and flinging back the curtain resolutely looked in. The bed was empty, but on the pillow was plainly visible the mark of a head and a single scarlet stain, as of blood. At that sight Hester turned pale and caught the butler's arm, whispering with a shudder, "Do you remember the night we put him in his coffin, the drop of blood that fell from his white lips? Sir Richard has been here."
"Good Lord, ma'am, don't say that! We can never rest in our beds if such things are to happen," gasped Bedford, backing to the door.
"It's no use to look, we've found all we shall find so go your ways and tell no one of this," said the woman in a gloomy tone, and, having assured herself that the windows were fast, Hester locked the room and ordered everyone but Bedford and the housekeeper to bed. "Do you sit outside my lady's door till morning," she said to the butler, "and you, Mrs. Price, help me to tend my poor lady, for if I'm not mistaken this night's work will bring on the old trouble."
Morning came, and with it a new alarm; for, though his door was fast locked and no foothold for even a sparrow outside the window, Paul's room was empty, and the boy nowhere to be found.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 14:04 | Сообщение # 13 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Глава 5. Герой.
Прошло четыре года. Лилиан быстро расцветала и уже превратилась в девушку, такую же гордую и властную, но всё же прелестную, а в маленьком мирке, где она по-прежнему была королевой – и вовсе в первую красавицу. Из-за хрупкого здоровья матери ей дали чуть больше свободы, чем другим девушкам её лет. Половину осени она выезжала в свет с одной из подруг леди Тревлин и с двумя её молодыми дочерьми.
Всем казалось, что Лилиан весела и беспечна, но даже её мать, и та не знала, как сильно она скучает по исчезнувшему Полю. От него не было никаких вестей, и, как его не искали, найти не могли. Он ушёл, не взяв жалованья, в доме ничего не пропало – и все сошлись на том, что Поль исчез, получив письмо из-за границы. О письме вспомнил Бедфорд, но забыл, откуда именно оно пришло, и смог сказать лишь «из Италии». Миледи не раз запрашивала сведения о Поле, но шли месяцы, ответа не было, и леди Тревлин прекратила поиски. На взгляд Лилиан, теперь она притворялась, что всё забыла. Вопреки страхам Эстер, миледи не стало хуже после ужасной ночи – она явно подумала, что в кровати был Поль, и после двух дней волнения вернулась в своё обычное состояние. У Эстер имелось своё мнение, но упоминать это имя запрещалось, и она держала язык за зубами – только в сердцах заметила, что Поль, в таком случае, мог бы уже объявиться и всё объяснить.
Однажды в октябре в будуар Лилиан ворвалась её подруга, Мод Черчилль.
- Лилиан, не поверишь, какие новости! Я тебе расскажу одну историю, а ты приготовься увидеть её главного героя!
Лилиан, уставшая после очередного визита, лежала на мягкой кушетке и ужасно хотела послушать что-нибудь интересное. Слабым голосом она попросила подругу продолжать.
- Ладно, сейчас как услышишь, так сразу проснёшься, - Мод бросила чепец на стул, зонт – на другой, перчатки – куда-то ещё, уселась рядом с Лилиан и начала:
- Ты читала в недавних газетах, как один юноша во время Итальянской революции совершил подвиг?
- Читала, ну и что? – чуть приподнялась Лилиан.
- А то, что мы этого юношу сегодня вечером увидим!
- Давай, рассказывай всё, и быстро!
- Ты, конечно, помнишь, что за подвиг: бомбят город, забыла, какой, а в это время там офицеры сидят на военном совете. Вдруг на стол между ними падает бомба, все застывают, в оцепении ждут, что она взорвётся, тут бомбу хватает какой-то юноша и, не заботясь о себе, выбегает.
- Помню, конечно! – просияла Лилиан.
- Ну так вот: был там один англичанин, который этот подвиг оценил. Он узнал, что юноша – бедный сирота, и взял его к себе. Англичанин, мистер Талбот, был стар, одинок и богат. Он умер через год, а герой Паоло получил его фамилию и собственность.
- Здорово! – Лилиан радостно захлопала в ладоши. – Так увлекательно, так романтично!
- А я про что? Хотя, самое романтичное ещё впереди. Юный Талбот после участия в войне прибыл в Англию, чтобы поселиться в своей теперь усадьбе. Она где-то в Кенте. Красивая местность, хороший доход… По-моему, он заслужил. Мама много слышала о нём от миссис Ленгдон, которая знала старика Талбота и видела его пасынка. Конечно, все девушки хотят замуж за героя, ведь он красив и умён, да ещё благородный. Но самое ужасное в том, что он уже помолвлен с какой-то гречанкой. Она появилась в Англии в одно время с ним, и сейчас живёт у кого-то в Лондоне. Миссис Ленгдон говорит, красиво живёт – она к ней заходила и была просто очарована. Наши друзья эту девушку уже видели, и теперь вовсю болтают о «прекрасной Елене».
Мод остановилась перевести дух, и Лилиан наконец-то сумела вставить вопрос:
- А сколько ей лет?
- Говорят, восемнадцать или девятнадцать.
- Красивая?
- «Божественная, античная красота!», по словам Фреда Рейли.
- И когда они поженятся?
- Не знаю, наверно, как только Талбот устроится в усадьбе.
- И он так же прекрасен?
- Говорят, да. Ему только-только исполнился двадцать один год, и он телом и душой похож на героя романов.
- А как получилось, что он приедет к вам?
- Миссис Ленгдон жаждет его прославить, вот и пригласила. Ему, кажется, не нужно восхищение, он всегда занят какими-то делами. Он такой суровый и взрослый, и совершенно не желает развлекаться, хотя, после всего дурного, что с ним случилось, вроде бы должен. Но к нам он почему-то приехать согласился, а я сразу полетела приглашать тебя.
- Тысячу раз спасибо! Я хотела отдохнуть, а то мама волнуется, что я слишком много веселюсь, но думаю, она не станет возражать против тихого вечера у тебя. Что мы наденем? – и тут разговор плавно перешёл на всевозможные наряды.
Когда Лилиан приехала к Мод, герой уже прибыл. Она встала в уголке и ждала, когда покажется юный Талбот. Мод куда-то позвали, и девушка стояла в одиночестве. Толпа в комнате немного рассеялась – и вдруг Лилиан увидела героя. Хорошо, что никто в этот миг не смотрел на неё, потому что она побледнела, упала на стул и выдохнула: «Это он - мой Поль!»
Он вырос, отрастил чёрные усы, - и всё же она его узнала. Он стал старше, красивее, мужественнее – но всё равно это был он. «Мой Поль» - называла его с гордостью и восхищением Лилиан и чувствовала, что знает и любит его больше всех. Детская привязанность никуда не исчезла, а теперь появилась ещё и тайна, а вместе с ней – восторг и страх.
«Узнает ли он меня?» Лилиан посмотрелась в зеркало. Оно отразило тонкий стан, светлые волосы, белую кожу и сияющие глаза, гордо поднятую головку и прелестные алые губки, а потом и жемчужную улыбку.
«Хорошо, что я не страшная, надеюсь, я ему понравлюсь» - Лилиан пригладила золотую чёлку, поправила ленту на груди и, схватившись за пышное платье, по-детски лихо закружилась на месте:
«Я притворюсь, что не знаю его, и тогда посмотрим, что будет» - она чувствовала в себе необычайную силу. Предупреждён – значит вооружён, и Лилиан уже не удивлялась, но очень хотела посмотреть, как удивится Талбот.
Chapter V
A HERO
Four years had passed, and Lillian was fast blooming into a lovely woman: proud and willful as ever, but very charming, and already a belle in the little world where she still reigned a queen. Owing to her mother's ill health, she was allowed more freedom than is usually permitted to an English girl of her age; and, during the season, often went into company with a friend of Lady Trevlyn's who was chaperoning two young daughters of her own. To the world Lillian seemed a gay, free-hearted girl; and no one, not even her mother, knew how well she remembered and how much she missed the lost Paul. No tidings of him had ever come, and no trace of him was found after his flight. Nothing was missed, he went without his wages, and no reason could be divined for his departure except the foreign letter. Bedford remembered it, but forgot what postmark it bore, for he had only been able to decipher "Italy." My lady made many inquiries and often spoke of him; but when month after month passed and no news came, she gave him up, and on Lillian's account feigned to forget him. Contrary to Hester's fear, she did not seem the worse for the nocturnal fright, but evidently connected the strange visitor with Paul, or, after a day or two of nervous exhaustion, returned to her usual state of health. Hester had her own misgivings, but, being forbidden to allude to the subject, she held her peace, after emphatically declaring that Paul would yet appear to set her mind at rest.
"Lillian, Lillian, I've such news for you! Come and hear a charming little romance, and prepare to see the hero of it!" cried Maud Churchill, rushing into her friend's pretty boudoir one day in the height of the season.
Lillian lay on a couch, rather languid after a ball, and listlessly begged Maud to tell her story, for she was dying to be amused.
"Well my, dear, just listen and you'll be as enthusiastic as I am," cried Maud. And throwing her bonnet on one chair, her parasol on another, and her gloves anywhere, she settled herself on the couch and began: "You remember reading in the papers, some time ago, that fine account of the young man who took part in the Italian revolution and did that heroic thing with the bombshell?"
"Yes, what of him?" asked Lillian, sitting up.
"He is my hero, and we are to see him tonight."
"Go on, go on! Tell all, and tell it quickly," she cried.
"You know the officers were sitting somewhere, holding a council, while the city (I forget the name) was being bombarded, and how a shell came into the midst of them, how they sat paralyzed, expecting it to burst, and how this young man caught it up and ran out with it, risking his own life to save theirs?"
"Yes, yes, I remember!" And Lillian's listless face kindled at the recollection.
"Well, an Englishman who was there was so charmed by the act that, finding the young man was poor and an orphan, he adopted him. Mr. Talbot was old, and lonely, and rich, and when he died, a year after, he left his name and fortune to this Paolo."
"I'm glad, I'm glad!" cried Lillian, clapping her hands with a joyful face. "How romantic and charming it is!"
"Isn't it? But, my dear creature, the most romantic part is to come. Young Talbot served in the war, and then came to England to take possession of his property. It's somewhere down in Kent, a fine place and good income, all his; and he deserves it. Mamma heard a deal about him from Mrs. Langdon, who knew old Talbot and has seen the young man. Of course all the girls are wild to behold him, for he is very handsome and accomplished, and a gentleman by birth. But the dreadful part is that he is already betrothed to a lovely Greek girl, who came over at the same time, and is living in London with a companion; quite elegantly, Mrs. Langdon says, for she called and was charmed. This girl has been seen by some of our gentlemen friends, and they already rave about the 'fair Helene,' for that's her name."
Here Maud was forced to stop for breath, and Lillian had a chance to question her.
"How old is she?"
"About eighteen or nineteen, they say."
"Very pretty?"
"Ravishing, regularly Greek and divine, Fred Raleigh says."
"When is she to be married?"
"Don't know; when Talbot gets settled, I fancy."
"And he? Is he as charming as she?"
"Quite, I'm told. He's just of age, and is, in appearance as in everything else, a hero of romance."
"How came your mother to secure him for tonight?"
"Mrs. Langdon is dying to make a lion of him, and begged to bring him. He is very indifferent on such things and seems intent on his own affairs. Is grave and old for his years, and doesn't seem to care much for pleasure and admiration, as most men would after a youth like his, for he has had a hard time, I believe. For a wonder, he consented to come when Mrs. Langdon asked him, and I flew off at once to tell you and secure you for tonight."
"A thousand thanks. I meant to rest, for Mamma frets about my being so gay; but she won't object to a quiet evening with you. What shall we wear?" And here the conversation branched off on the all-absorbing topic of dress.
When Lillian joined her friend that evening, the hero had already arrived, and, stepping into a recess, she waited to catch a glimpse of him. Maud was called away, and she was alone when the crowd about the inner room thinned and permitted young Talbot to be seen. Well for Lillian that no one observed her at that moment, for she grew pale and sank into a chair, exclaiming below her breath, "It is Paul—my Paul!"
She recognized him instantly, in spite of increased height, a dark moustache, and martial bearing. It was Paul, older, graver, handsomer, but still "her Paul," as she called him, with a flush of pride and delight as she watched him, and felt that of all there she knew him best and loved him most. For the childish affection still existed, and this discovery added a tinge of romance that made it doubly dangerous as well as doubly pleasant.
Will he know me? she thought, glancing at a mirror which reflected a slender figure with bright hair, white arms, and brilliant eyes; a graceful little head, proudly carried, and a sweet mouth, just then very charming, as it smiled till pearly teeth shone between the ruddy lips.
I'm glad I'm not ugly, and I hope he'll like me, she thought, as she smoothed the golden ripples on her forehead, settled her sash, and shook out the folds of her airy dress in a flutter of girlish excitement. "I'll pretend not to know him, when we meet, and see what he will do," she said, with a wicked sense of power; for being forewarned she was forearmed, and, fearing no betrayal of surprise on her own part, was eager to enjoy any of which he might be guilty.
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Среда, 27.02.2013, 14:04 | Сообщение # 14 |
|
Собеседник Века
Группа: Проверенные
Сообщений: 456
Статус: Offline
| Цитата (Alena) я уже чувствую, что сам принадлежу к роду Тревлинов
Похоже на странный намек. Кажется, он просто хотел сказать, что чувствует себя членом семьи. То есть, не в буквальном смысле.
Your brain works faster than you think.
|
| |
| |
| Alena | Дата: Среда, 27.02.2013, 14:05 | Сообщение # 15 |
|
Говорун в квадрате
Группа: Проверенные
Сообщений: 118
Статус: Offline
| Покинув свой уголок, она подошла к подругам и приготовилась к встрече. К ней уже спешили Мод и миссис Ленгдон, явно желающие представить героя благородной юной леди.
- Мисс Тревлин, - мистер Талбот! – провозгласила миссис Ленгдон. Лилиан искусно притворилась равнодушной и присела в медленном реверансе, безотрывно глядя на юношу.
Он не изменился в лице, как будто совсем не узнал её, - и Лилиан растерялась. Сперва она подумала, что ошиблась, и сникла, но потом, когда Талбот придвинул Мод стул, заметила на его руке без перчатки маленький шрам. Она хорошо помнила – эту царапину грум получил, не дав Лилиан упасть с пони. На неё вдруг нахлынули воспоминания детства, и Лилиан обрадовалась, что никто не видит её глаз. Она вспомнила последнюю прогулку, детские признания - и стыдливо покраснела. Конечно, в медальоне он хранил портрет этой Елены, и сейчас, вопреки всем преградам, получил и состояние, и согласие любимой. Вдруг Лилиан услышала его голос, подняла голову и встретилась с ним взглядом. Всё те же неподвижные бездонные глаза… Он что-то говорил ей, но что, она не понимала, вроде, про музыку в соседней комнате… Изобразив улыбку, которой можно было ответить на что угодно, Лилиан заговорила так спокойно, что застывшие перед героем подруги ей даже позавидовали:
- Мистера Талбота едва ли нужно представлять. Имя его известно всем нам, хотя – вы впервые в Англии? – Лилиан понадеялась, что на вопрос с тонким намёком герой ответит правильно.
Талбот чуть нахмурился, будто не хотел вспоминать о подвиге, и с улыбкой, понятной только Лилиан, легко ответил:
- Нет, я уже был на этой гостеприимной земле. Несколько лет назад я провёл здесь некоторое время и очень не хотел уезжать.
- Значит, здесь у вас есть друзья? – Лилиан не отрывала от него глаз.
- Были. Но они уже точно меня не помнят, - на его спокойном лице промелькнула какая-то тень.
- Почему? Настоящие друзья помнят всегда! – воскликнула Лилиан порывисто, почти нежно, но Талбот не ответил, только вежливо поклонился и сменил тему:
- Это ещё неизвестно. Мисс Тревлин, вы поёте?
- Немного, - произнесла Лилиан с холодным достоинством.
- Поёт, ещё как поёт! – вставила Мод, гордясь подругой, радуясь её чудесному голосу и красоте. - Дорогая, нас здесь так мало, что ты обязательно споёшь. И мама просит – как раз Эдит закончила…
Лилиан почему-то согласилась, и даже позволила Талботу подвести себя к пианино. В надежде, что герой всё-таки выдаст себя, она запела одну из его песен. Она пела так хорошо, так искренне, что тем, кто не знал её тайны, оставалось только удивляться. На последних строчках голос её вдруг сорвался, но Талбот тут же подхватил песню и допел её чистым, звучным голосом.
Под одобрительный гул Лилиан тихо спросила:
- Значит, вы знаете эту песню?
- Её поют все итальянцы, но мало кто - как вы, - негромко ответил Талбот, возвращая Лилиан веер.
«Противный мальчишка, почему же ты меня не узнаёшь!?» И Лилиан отказалась петь дальше почти обиженно.
Талбот подал ей руку и повёл к стульям, за которыми стояли мраморные фигуры: девочка, а рядом с ней – оленёнок в венке из ромашек. Лилиан села, герой же задумчиво посмотрел на скульптуру.
- Вам нравится? Я раньше лепила из воска оленят и ланей, а ещё плела венки из ромашек. А вы, по слухам, так много умеете… Может, ко всему прочему, вы ещё и скульптор?
- Нет. У тех, у кого много денег, мало времени на фигурки, - спокойно ответил Талбот, не отводя взгляда от девочки и оленёнка.
Лилиан в ярости переломила веер. Она устала намекать. Надо было сразу приветствовать Талбота, как старого друга, и сидеть, болтать с ним о детстве, пока остальные не смеют и слова сказать. Она уже хотела назвать его настоящим именем, как вдруг вспомнила, кто он теперь, и вовремя придержала язык. Талбот очень горд: каково ему будет, если все узнают, что в дни своих несчастий он был слугой? Ведь нельзя просто открыть тайну его прошлого, нужно ещё и объяснить, откуда она это знает… Нет, лучше подождать, пока они встретятся наедине: он поблагодарит её за тактичность, она сможет всё объяснить. Он хотел остаться инкогнито: она поняла это по знакомому хитрому взгляду, когда случайно подняла глаза. Он помнил её, это точно, но, может быть, хотел испытать, так же, как она его? Ну что же, она выдержит испытание, а вскоре всё откроется.
С этими мыслями Лилиан завела ни к чему не обязывающий светский разговор. Она одновременно радовалась и волновалась: приятно было встретить друга детства и очень хотелось ему угодить. Вдруг Лилиан заметила оставленный кем-то на ближнем столике открытый альбом классических гравюр. В глазах у неё засветился озорной огонёк. Она вытащила гравюры, показала несколько из них Талботу, а затем передала ему лист, на котором Елена Троянская протягивала руку неотразимому Парису.
- Как вы думаете, стоило ли так восхвалять её и проливать ради неё столько крови? – спросила Лилиан, напрасно пытаясь скрыть многозначительную улыбку и блеск в глазах.
Талбот усмехнулся совсем как раньше, перевёл взгляд с картинки на шалунью-собеседницу и ответил так страстно, что сердце Лилиан забилось сильнее от непонятной боли и радости:
- Конечно! Я полностью согласен с драйденовским «Всё за любовь». Прекрасная Елена – моя любимая героиня, а Парису можно только позавидовать!
- Я хочу её увидеть.
Эти слова вырвались у Лилиан помимо воли, и она слишком растерялась, чтобы исправиться и добавить что-нибудь о Елене Троянской.
- Может, и увидите, - весело ответил Талбот. – В душе я верю, что когда-нибудь все прекрасные девушки - и реальные, и вымышленные – встретятся и подружатся.
- К сожалению, я не героиня книги и не красавица, поэтому вряд ли попаду в ваш сказочный рай, - произнесла Лилиан с деланым сожалением.
- Некоторые девушки - героини ещё не написанных книг, и красавицы, даже если не сознают своей красоты. Я думаю, мисс Тревлин, вы и Елена всё же встретитесь.
Миссис Ленгдон уже звала героя к себе. Талбот отошёл, оставив Лилиан думать над его последними словами и тихо радоваться скрытому обещанию, что она увидит его нареченную.
- Ну и как он тебе? – шёпотом спросила Мод, беззвучно севшая рядом.
- Отлично, - спокойно ответила Лилиан. Она наслаждалась своей маленькой тайной и не желала ни с кем её делить.
- О чём ты с ним говорила? Вы так понравились друг другу, я хотела послушать, но потом решила вам не мешать.
Лилиан повторила часть разговора, и Мод заявила, что сейчас умрёт от зависти.
- Глупо кокетничать с героем, он ведь уже занят, - ответила Лилиан, быстро и с какой-то радостью закрывая обложкой альбома портрет Елены.
- О нет, дорогая. Миссис Ленгдон только что сообщила маме, что она ошиблась, и Талбот не помолвлен, потому что она его спросила, а он покачал головой и сказал, что Елена – его подопечная.
- Но этого не может быть, он ведь сам очень молод! Как-то странно. Ладно, я скоро всё выясню.
- Как? – воскликнула Мод, удивляясь уверенности подруги.
- Подожди несколько дней, и я расскажу тебе ещё более интересную историю, чем ты мне. Твоя мать зовёт меня, значит, за мной уже приехала Эстер. Спокойной ночи. Спасибо за прекрасный вечер.
С этими многообещающими словами Лилиан упорхнула. Эстер ждала её в экипаже, но, когда девушка подошла к двери, лакея внезапно отодвинул Талбот. Помогая Лилиан войти, он тихо произнёс хорошо знакомым тоном:
- Спокойной ночи, моя хозяюшка.
Leaving her nook, she joined a group of young friends and held herself prepared for the meeting. Presently she saw Maud and Mrs. Langdon approaching, evidently intent on presenting the hero to the heiress.
"Mr. Talbot, Miss Trevlyn," said the lady. And looking up with a well-assumed air of indifference, Lillian returned the gentleman's bow with her eyes fixed full upon his face.
Not a feature of that face changed, and so severely unconscious of any recognition was it that the girl was bewildered. For a moment she fancied she had been mistaken in his identity, and a pang of disappointment troubled her; but as he moved a chair for Maud, she saw on the one ungloved hand a little scar which she remembered well, for he received it in saving her from a dangerous fall. At the sight all the happy past rose before her, and if her telltale eyes had not been averted they would have betrayed her. A sudden flush of maidenly shame dyed her cheek as she remembered that last ride, and the childish confidences then interchanged. This Helen was the little sweetheart whose picture he wore, and now, in spite of all obstacles, he had won both fortune and ladylove. The sound of his voice recalled her thoughts, and glancing up she met the deep eyes fixed on her with the same steady look they used to wear. He had addressed her, but what he said she knew not, beyond a vague idea that it was some slight allusion to the music going on in the next room. With a smile which would serve for an answer to almost any remark, she hastily plunged into conversation with a composure that did her credit in the eyes of her friends, who stood in awe of the young hero, for all were but just out.
"Mr. Talbot hardly needs an introduction here, for his name is well-known among us, though this is perhaps his first visit to England?" she said, flattering herself that this artful speech would entrap him into the reply she wanted.
With a slight frown, as if the allusion to his adventure rather annoyed him, and a smile that puzzled all but Lillian, he answered very simply, "It is not my first visit to this hospitable island. I was here a few years ago, for a short time, and left with regret."
"Then you have old friends here?" And Lillian watched him as she spoke.
"I had. They had doubtless forgotten me now," he said, with a sudden shadow marring the tranquillity of his face.
"Why doubt them? If they were true friends, they will not forget."
The words were uttered impulsively, almost warmly, but Talbot made no response, except a polite inclination and an abrupt change in the conversation.
"That remains to be proved. Do you sing, Miss Trevlyn?"
"A little." And Lillian's tone was both cold and proud.
"A great deal, and very charmingly," added Maud, who took pride in her friend's gifts both of voice and beauty. "Come, dear, there are so few of us you will sing, I know. Mamma desired me to ask you when Edith had done."
To her surprise Lillian complied, and allowed Talbot to lead her to the instrument. Still hoping to win some sign of recognition from him, the girl chose an air he taught her and sang it with a spirit and skill that surprised the listeners who possessed no key to her mood. At the last verse her voice suddenly faltered, but Talbot took up the song and carried her safely through it with his well-tuned voice.
"You know the air then?" she said in a low tone, as a hum of commendation followed the music.
"All Italians sing it, though few do it like yourself," he answered quietly, restoring the fan he had held while standing beside her.
Provoking boy! why won't he know me? thought Lillian. And her tone was almost petulant as she refused to sing again.
Talbot offered his arm and led her to a seat, behind which stood a little statuette of a child holding a fawn by a daisy chain.
"Pretty, isn't it?" she said, as he paused to look at it instead of taking the chair before her. "I used to enjoy modeling tiny deer and hinds in wax, as well as making daisy chains. Is sculpture among the many accomplishments which rumor tells us you possess?"
"No. Those who, like me, have their own fortunes to mold find time for little else," he answered gravely, still examining the marble group.
Lillian broke her fan with an angry flirt, for she was tired of her trial, and wished she had openly greeted him at the beginning; feeling now how pleasant it would have been to sit chatting of old times, while her friends dared hardly address him at all. She was on the point of calling him by his former name, when the remembrance of what he had been arrested the words on her lips. He was proud; would he not dread to have it known that, in his days of adversity, he had been a servant? For if she betrayed her knowledge of his past, she would be forced to tell where and how that knowledge was gained. No, better wait till they met alone, she thought; he would thank her for her delicacy, and she could easily explain her motive. He evidently wished to seem a stranger, for once she caught a gleam of the old, mirthful mischief in his eye, as she glanced up unexpectedly. He did remember her, she was sure, yet was trying her, perhaps, as she tried him. Well, she would stand the test and enjoy the joke by-and-by. With this fancy in her head she assumed a gracious air and chatted away in her most charming style, feeling both gay and excited, so anxious was she to please, and so glad to recover her early friend. A naughty whim seized her as her eye fell on a portfolio of classical engravings which someone had left in disorder on a table near her. Tossing them over she asked his opinion of several, and then handed him one in which Helen of Troy was represented as giving her hand to the irresistible Paris.
"Do you think her worth so much bloodshed, and deserving so much praise?" she asked, vainly trying to conceal the significant smile that would break loose on her lips and sparkle in her eyes.
Talbot laughed the short, boyish laugh so familiar to her ears, as he glanced from the picture to the arch questioner, and answered in a tone that made her heart beat with a nameless pain and pleasure, so full of suppressed ardor was it:
"Yes! 'All for love or the world well lost' is a saying I heartily agree to. La belle Helene is my favorite heroine, and I regard Paris as the most enviable of men."
"I should like to see her."
The wish broke from Lillian involuntarily, and she was too much confused to turn it off by any general expression of interest in the classical lady.
"You may sometime," answered Talbot, with an air of amusement; adding, as if to relieve her, "I have a poetical belief that all the lovely women of history or romance will meet, and know, and love each other in some charming hereafter."
"But I'm no heroine and no beauty, so I shall never enter your poetical paradise," said Lillian, with a pretty affectation of regret.
"Some women are beauties without knowing it, and the heroines of romances never given to the world. I think you and Helen will yet meet, Miss Trevlyn."
As he spoke, Mrs. Langdon beckoned, and he left her pondering over his last words, and conscious of a secret satisfaction in his implied promise that she should see his betrothed.
"How do you like him?" whispered Maud, slipping into the empty chair.
"Very well," was the composed reply; for Lillian enjoyed her little mystery too much to spoil it yet.
"What did you say to him? I longed to hear, for you seemed to enjoy yourselves very much, but I didn't like to be a marplot."
Lillian repeated a part of the conversation, and Maud professed to be consumed with jealousy at the impression her friend had evidently made.
"It is folly to try to win the hero, for he is already won, you know," answered Lillian, shutting the cover on the pictured Helen with a sudden motion as if glad to extinguish her.
"Oh dear, no; Mrs. Langdon just told Mamma that she was mistaken about their being engaged; for she asked him and he shook his head, saying Helen was his ward."
"But that is absurd, for he's only a boy himself. It's very odd, isn't it? Never mind, I shall soon know all about it."
"How?" cried Maud, amazed at Lillian's assured manner.
"Wait a day or two and, I'll tell you a romance in return for yours. Your mother beckons to me, so I know Hester has come. Good night. I've had a charming time."
And with this tantalizing adieu, Lillian slipped away. Hester was waiting in the carriage, but as Lillian appeared, Talbot put aside the footman and handed her in, saying very low, in the well-remembered tone:
"Good night, my little mistress."
"Не бойся сказки, бойся лжи, а сказка - сказка не обманет..."
|
| |
| |
|
