| Silk-Wire | Дата: Понедельник, 13.02.2012, 14:11 | Сообщение # 1 |
 The Vorpal Blade
Группа: Администраторы
Сообщений: 418
Статус: Offline
| Специальный номер журнала “Иностранная литература”, посвященный переводу, - почти тавтология. Ведь журнал по определению живет в стихии литературного перевода, и в этом смысле каждый его номер - переводческий. Может быть, именно поэтому и возникла необходимость вынырнуть и оглядеться, проверить на прочность некоторые привычные максимы.
Например, переводчика принято хвалить за то, что ему удалось стать незаметным, исчезнуть, превратиться в “прозрачное стекло”. Но ощущение “прозрачности” возникает, как правило, именно тогда, когда переводчик особенно вольно обошелся с оригиналом, убрал всякий признак его чуждости. Хорошо ли это?
Или взять общеизвестный факт: “поэзия непереводима”. Кто горячей всего будет отстаивать это утверждение? Разумеется, сами переводчики (во время, свободное от перевода стихов).
В нашей сегодняшней жизни принято оплакивать гибель профессии - художественным переводом нельзя заработать на жизнь, издательства требуют скорости, потока, халтуры. Это правда. Но весь художественный раздел этого номера составлен из дебютов - молодые талантливые переводчики приходят в профессию, несмотря ни на что.
Нередко они приходят из переводческих семинаров - специально для этого номера преподаватели таких семинаров собрались за круглым столом поговорить о своей работе. Одна из первых реплик звучала так: “Переводу может научить не преподаватель, а только перевод”. Преподаватели согласно покивали и после этого еще два часа беседовали о том, как именно они учат своему ремеслу.
Все мы остро чувствуем непереводимость нашей родной литературы - услышав о том, что на иностранный язык переводят Гоголя или Зощенко, мы только грустно улыбаемся: “это перевести нельзя”. И уж конечно, им не понять нашего Пушкина. Но понимаем ли нашего Пушкина мы сами? Не удивительно ли, что английский переводчик может рассказать нам так много нового о “Капитанской дочке”, которую мы все проходили в школе?
Для западноевропейского переводчика само собой разумеется, что его перевод - один из многих, что каждое значительное произведение переводится снова и снова. Мы привыкли считать, что перевод должен быть один (предпочтительно такой, чтобы автор слегка проигрывал в оригинале). Как ни странно, эта потребность заменить оригинал единственным каноническим переводом - следствие важности чужого в нашей культуре. Для нас иностранная литература всегда была важнейшей питательной средой, мы и сегодня стремимся сделать ее частью родной словесности, растащить на цитаты, впитать, “присвоить”. Нам не нужны новые переводы Андерсена, потому что они перевирают слова, знакомые с детства (и если эти слова додуманы переводчиком - тем хуже для Андерсена). В культурах, где переводные произведения составляют лишь небольшую (и не главную) часть литературы, такая потребность меньше. Поэтому на Западе постоянно выходят новые переводы Достоевского и Толстого (по пятому, десятому, двадцатому разу). Чей интерес к чужой культуре следует считать более поверхностным? И что бывает, когда культура в принципе сопротивляется переводам, как было в Китае?
Как видите - сплошные вопросы, противоречия, парадоксы. Сердобольному читателю остается лишь спросить с терпеливой интонацией врача: “Вы хотите об этом поговорить?” Да, хотим.
Александра Борисенко,
составитель номера
Весь номер журнала тут http://magazines.russ.ru:8080/inostran/2010/12/
ПС Мне особенно понравилось обсуждение "Круглый стол: Переводу научить нельзя?"
Перевожу иероглифы каприкорнов. Недорого.  
|
| |
| |
